– Скорее, скорее, – поторопила нас она. – Сейчас уже начнется. Все собрались.

Мы вошли в другое здание, хотя, может быть, это было лишь продолжение предыдущего, я точно не поняла. Здесь тоже была очередь, вот только состояла она из домовин. Я возмутилась. Даже на тот, простите, свет, люди в нашей стране должны отъезжать по расписанию, которое часто не соблюдается, и создается очередь.

Нас пригласили в большой просторный зал с необыкновенно высоким потолком. Одна стена зала представляла из себя огромное окно. К нему спиной стояла служащая крематория, которая заученными репликами и отработанными жестами бодро продвигала церемонию к завершению. Дверь в зал, где мы находились, изредка приоткрывалась, видимо, следующая группа людей готовилась к прощанию со своим родственником.

Держа в руке зажженную свечку, которую, согласно сценарию, каждому из участников церемонии дала служащая, я старалась отыскать в толпе знакомые лица. Но, к сожалению, кроме убитых горем родителей Никиты, да Галины Владимировны с мужем я никого не узнала. Хотя народу было не мало. Но, судя по всему, в основном это были сотрудники Никиты, а также его бывшие однокурсники.

Внезапно взгляд мой наткнулся на печальную худенькую девушку в черном «дутом» плаще. Наконец-то! Это же Наташа Камова! Она очень была дружна с Дашкой и Никитой. Очень славная, интеллигентная молодая женщина. «Это как раз то, что мне нужно, – обрадовалась я».

После окончания скорбной церемонии все вышли на улицу. Я, схватив Маргошу под руку, быстрыми шагами подошла к Камовой, которая остановилась, надевая перчатки.

– Наташа, привет!

– Ой, Яна, здравствуй!

– Какое несчастье, – сказала я, чтобы как-то начать разговор.

– И не говори, – охотно согласилась она. – Я все еще не могу прийти в себя. Когда мне вчера вечером позвонила Аня Тушканович, я даже не поверила ей сначала. Настолько нелепой показалась мне эта весть.