– Что нужно?! Мне нужно знать, что случилось? С чего ты так ко мне изменился? Что я такого сделала, что ты от меня так отворачиваешься?! Чем я провинилась?!

– Ничем. Просто все, что было в Оболенке, осталось в ней. Дело закрыто, больше нас ничего с тобой не связывает, и я прошу тебя не приходить больше и не искать со мной встреч.

– Вот как?! А как же Академия?! Ты ведешь у меня курс, не забыл?

– Я написал заявление, так что уже завтра вам назначат другого преподавателя.

– Ты написал заявление из-за меня?! – ошарашенно вопросила я, не веря, что настолько ему неприятна.

– Именно. Я не хочу с тобой пересекаться. Не хочу тебя видеть. Не хочу ничего о тебе знать, – разделяя каждое предложение, с деланным спокойствием проговорил Индюк. Но от моего взгляда не ускользнуло, как сильно он сжимал в руке карандаш. Смирнов злился или нервничал? Я пожелала карандашу сломаться и засадить в руку огроменную занозу. В тот момент я ненавидела Диму всем сердцем.

– Что ж, в таком случае, я удовлетворю твое желание, – холодно сказала я, хотя внутри полыхал пожар.

Я развернулась и быстро пошла к двери, чтобы не успеть разрыдаться при чертовом Индюке и уже в прихожей мельком взглянула на шкаф. Его дверца была предательски открыта, выдавая тайну хозяина. Догадка промелькнула быстрее искры, и я снова, но уже другими глазами посмотрела на Смирнова.

– Проводи меня!

– Что?! Ланская, дверь за тобой, – поморщился, как от кислого лимона, Дима.

– Встань и проводи меня! – процедила я.

– Слушай, у меня нет времени на твои глупости…

Я подошла к тумбочке, на которой стоял телефон, выдернула его вместе со шнуром и запустила аппаратом в Смирнова. Он ловко увернулся, но не встал с кресла. Тогда я бросила в него книгой, а потом, как обезумевшая, стала крушить прихожую.

– Ланская! Прекрати! Тебе лечиться надо!

– Можешь вызвать мне скорую, но я уйду отсюда, только если встанешь и сам выпроводишь меня!

– Лера, – практически простонал он.

– Ну же, вставай! – я снова бросила беглый взгляд на шкаф, и мои же слова стали комом в горле.

– Так будет лучше, – негромко произнес Дима. – Не надо было тебя вообще впускать. Я забыл, какая ты дотошная ослица.

– Будет лучше?! Прогнать меня?! Думаешь, все эти месяцы мне было лучше?! Дим, я считала тебя погибшим! Больше полугода жила с мыслью, что ты умер, и никто не мог сказать даже, где твоя могила!

– Вот лучше бы так и думала…