– Не бойся, дочка! – кричал он, взбираясь по лестнице на сеновал. – Это не первый ягуар в моей жизни! – И тут он увидел Оливию в объятиях Роджера. – Ах, вот оно что! Спускайся вниз, негодяй! Ты соблазнил мою дочь, и я сейчас изжарю тебя.

Оливия знала, что папаша не шутит, и подтолкнула совершенно деморализованного Роджера в спину, прошептал:

– Говори, говори…

– Я женюсь на ней, сеньор Граселиано, честное слово, завтра же женюсь! – крикнул Роджер.

– Не верь ему, Граселнано, он врёт! – заорала Кики. – Давай зажарь его на вертеле.

– Раз ты меня просишь об этом, я этого точно не сделаю! – ответил Граселиано.

Мерседес шла в парикмахерскую и увидела, как Ким тянет в прачечную огромный узел с бельём.

– Вы что, переезжаете? – спросила она.

– Нет, просто я несу вещи в прачечную.

– Так много вещей? Это ты тащишь стирать так много, хотя вас только двое с Лоуренсо?

– Да, – торопливо сказал Ким и взвалил узел на спину.

Узел развязался, и из него выпало изящное дорогое бельё.

Когда Ким ушёл, Мерседес подошла к двери дома Тулио и тихонько постучалась.

– Изабела, Изабела! – прошептала она. – Это Мерседес, твоя золовка! Мне нужно поговорить с тобой об Аугусто. Мне нужен твой совет, открой!

– Только не говори никому, что я здесь, Мерседес, – сказала Изабела, впустив Мерседес в дом. – Об этом никто не знает. Я боюсь Вагнера.

После парикмахерской Мерседес тотчас направилась к Вагнеру.

– А я кое-что знаю из того, что очень интересует тебя, – сказала она игриво.

– Ты знаешь, где Изабела? Где? Скажи мне.

– Сказать? Просто так? – Мерседес высокомерно подняла брови.