Август, 29-е. Из своего окна я видела, как Дебора возвращалась после прогулки верхом. На ней была черная шляпка с голубой лентой — на этот раз ее собственная, она заказала себе точно такую же, как у меня. Когда она подходила к дому, вышли дети с няней. „Привет, мамочка!“ — крикнули они ей. Дебора наклонилась и поцеловала Морвенну, потом Рока. „Колено у Морвенны почти уже совсем зажило, миссис Пендоррик“, — сообщила ей няня. Миссис Пендоррик! И няня, и даже дети принимают ее за меня. Меня охватил гнев. В этот момент я ненавидела Дебору, и это было, как ненавидеть себя. Я и на самом деле себя тоже ненавидела. Но отчего она не поправила их? Она оставила их думать, что она действительно их мать и хозяйка Пендоррика.

Сентябрь, 2-е. Еще немного, и я убью себя. Я все чаще об этом думаю. Спокойный сон без пробуждения. Не будет больше мук ревности, и Петрока не будет. Часто вспоминаю историю Невесты Пендоррика. Кое-кто из слуг верит, что призрак Ловеллы Пендоррик бродит по дому. Они ни за что не пойдут на галерею, где висит ее портрет, после наступления темноты. Эта та самая Ловелла, которая умерла в родах через год после свадьбы. Ее прокляла любовница Петрока Пендоррика — тогдашнего, разумеется. Мужчины в этой семье мало изменились с той поры. Когда я думаю о своей жизни в этом доме, то почти верю, что на женщинах здесь лежит проклятье.

Сентябрь, 3-е. Петрок говорит, что я превращаюсь в законченную истеричку. Что мне делать? Я хочу только, чтобы он больше бывал со мной, чтобы он любил меня. Разве это так уж много? Ему же нужны только развлечения, а это значит — женщины, все время женщины. Он никому не может быть верен. Хотя нет, он продолжает видеться с Луизой Селлик. По-своему он верен ей. И еще ему в жизни дорого одно — Пендоррик. Он так всполошился, когда на днях на галерее обнаружили короедов или термитов. Особенно пострадала балюстрада — как раз под портретом Ловеллы Пендоррик.

Сентябрь, 12-е. Дебора все еще в Пендоррике. Похоже, ей совсем не хочется ехать домой. Не перестаю удивляться перемене в ней. Она становится такой, какой когда-то была я. Она взяла привычку брать мои вещи, как если бы они принадлежали ей. Мы и раньше делали это, но сейчас, я чувствую, за этим скрывается нечто иное. Она часто приходит в мою комнату и заводит со мной разговоры. Странно, но у меня впечатление, что ей хочется говорить о Петроке. Недавно во время разговора она взяла мой горчичного цвета жилет и надела его. „Ты его совсем не носишь, — заявила она, — а мне он всегда нравился“. Я смотрела на нее, и странное чувство овладело мной. Мне вдруг показалось, что она и есть настоящая Барбарина, а я — Дебора Хайсон. Я испугалась. Не схожу ли я и в самом деле с ума? Дебора сняла жакет, но, уходя, захватила его с собой. С тех пор я его больше не видела.