Ненавижу, ненавижу тебя Кирилл!

— То-то же, — протягивает довольно, приняв за знак абсолютной капитуляции поспешно скрещённые мной на груди руки, прикрывающие вмиг затвердевшие от нарастающего возбуждения соски. — Нам остаётся или прикинуться, что просто хотим помочь Лирицкому разобраться во всех этих странностях, или полностью посвятить его с твоей Викой во все подробности того, чем и ради чего мы занимались последние пять месяцев, а потом надеяться, что они только облегчённо выдохнут и скажут «Окей ребята, продолжайте в том же духе, а мы будем молча держаться подальше от всех ваших противозаконных действий».

Мне бы удивиться, что он вообще приводит объяснения и пытается переубедить меня вместо того, чтобы категорично заявить, что его решения не обсуждаются. Но блядские сомнения, сомнения, сомнения рвут пополам, растаскивая по полюсам разум и сердце, не способные прийти к взаимопониманию.

Я не хочу, чтобы Вика ввязывалась в потенциально смертельно опасную авантюру.

И не хочу, чтобы он принимал в ней участие тоже.

— Единственная возможность заставить Вику бросить это дело — попробовать запугать, — замечает Глеб как будто между прочим, словно я сама вдруг забыла, насколько она упряма и принципиальна в своих решениях.

Мы молчим. Только взгляд мой направлен прямиком на Зайцева, и бьёт его по лицу намного сильнее моей ладони, царапает плечи и спину глубже моих ногтей, кусает плотную кожу больнее моих зубов, заходясь в немой ярости, в сидящем внутри меня паническом страхе, которым никогда не находится выхода. И мне кажется, что он знает, понимает, слышит мою беззвучную, сквозящую отчаянием и необъятной тоской мольбу.

Не обрекай меня хоронить всех близких людей. Из года в год. Из раза в раз. Разваливаясь на кровоточащие ошмётки от чувства вины.

— Позаботься об её охране на первое время, — говорит он Глебу, не отводя от меня глаз. — А я предложу Илье взять постоянную, пока мы не выясним, кто стоит за всеми финансовыми махинациями и насколько сильная поддержка свыше у них есть.

— Я всё понял. Подберу заранее кого-нибудь из наших проверенных ребят, — кивает Измайлов и поднимается со стула. Не уходит даже, а крадётся в огромный широкий коридор тихой звериной поступью, словно получил незримую и неслышимую команду к немедленному отступлению с чужой территории.

А мы с Кириллом остаёмся. Друг напротив друга. Каждый — в ожидании броска, открытого и яростного нападения, после которого придётся зализывать новые раны.

Всё будет как обычно. Он кинется вперёд, нанося безжалостные удары наотмашь, а я буду уворачиваться, терпеть боль сцепив зубы, ни за что не показывать своего испуга и выжидать, терпеливо выжидать момента потерянной им бдительности, чтобы вывернуться и сбежать, плюнув в него напоследок скопившимся ядом.