Сам не знаю, откуда раз за разом нахожу в себе силы остановиться. Нахожу причины, чтобы несясь на полной скорости и не имея тормозов смело вывернуть руль и влететь в очередную возведённую ею преграду, в надежде если и не пробить ту насквозь, то хотя бы достучаться до неё. Обратить на себя внимание громким воем полностью переломанного, еле справляющегося с болью тела.

Ни на что особо не рассчитываю, сдвигаюсь чуть в сторону, уступая ей место под струями воды. И уже заношу ногу для ещё одного шага назад, с нерациональной и нелогичной злостью выхожу за пределы её драгоценного личного пространства, когда Маша просто молча прижимается ко мне всем телом. Одним порывом, неловко, полубоком.

Это не извинение, ни ласка. Просто потребность, которую я чувствую так же остро, и тоже до сих пор не научился нормально выражать.

Но ты ведь и не думал, что вам будет легко и просто, правда?

— Я точно знаю, что у мужчин в нашей семье какие-то проблемы со способностью к зачатию. Я так и остался единственным ребёнком отца только благодаря этому, учитывая его образ жизни. Понятия не имею, коснулось ли это меня, но… Хочется верить в чудеса, но не хочется жить ложными надеждами.

Глажу её плечи и спину, смотрю поверх макушки, теперь уже сам избегая возможности встретиться глазами. Потому что я нагло и откровенно вру ей, но хотя бы больше не обманываю самого себя: мной движут именно ложные надежды и вера в чудо. С ними справиться многим проще, чем с тем приговором, который могут озвучить после обследования врачи.

Да, у деда и отца всё же получилось завести ребёнка. У одного — в пятнадцать, у другого — в тридцать девять. Только у них не было продолжающихся годами систематических побоев, морального и физического истощения, хронического недоедания и при этом необходимости постоянно таскать на себе тело весом вдвое больше собственного.

И я ненавижу их за это. Так сильно, безудержно, бесконечно, до крошащихся от злости зубов, выворачивающихся, вылезающих наизнанку костей, до струящейся по крепко сжатым кулакам горячей крови. Раньше мне казалось, что даже смерти будет слишком мало, чтобы они искупили всё, что когда-то натворили.

Но нет: сдохнуть будет достаточно. И я обрету спокойствие в тот самый день, когда родного отца закопают в землю вслед за дедом, с которым мы, по иронии судьбы, оказались очень похожи.

Пока Маша молча подбирает с пола кухни наши вещи и тащит их в стирку, я всё же варю для неё кофе, а сам только жду момента, чтобы снова выскочить на балкон и выкурить сразу несколько сигарет подряд. От нервного напряжения хочется сожрать самого себя, и зубы терзают внутреннюю сторону щеки, разгрызая её до огромной кровоточащей ранки.