Его передёргивает от отвращения, от злости, от презрения настолько всеобъемлющего, что оно приносит ему настоящую физическую боль. Она раздражает, раздражает, раздражает его самим фактом своего существования.

— Да завали ты ебало! — рычит глухо и, не раздумывая, с размаху вонзает нож ей в грудь. Разжимает пальцы, позволяя её телу тотчас же упасть на пол с глухим звуком. Продолжает смотреть прямо в глаза, так и оставшиеся широко распахнутыми от изумления, но мгновенно остекленевшие, будто затянувшиеся белёсой плёнкой.

И, наконец-то, не плачущие.

Он стоит так несколько минут, кривится от досады, разглядывая валяюшийся под ногами труп, пока из лифта не выходят те люди, вместо которых пришлось работать ему самому.

— Что нам с ней делать? — спрашивает один из мужчин с недовольством, возвращая его из собственных мыслей.

— Она хотела домой. Вот и отправьте её домой.

…

— Ибрагим тебя предал, — не дожидаясь ответа, продолжает Кирилл, на что он лишь начинает громко смеяться.

— Не говори чушь. Я доверил бы ему даже свою жизнь.

— Полицейские машины уже дежурят у терминала А аэропорта Шереметьево, дожидаясь там твоего появления.

— Блять! — орёт протяжно, колотит руками по рулю, закусывает собственное запястье в приступе паники, от которой у него неожиданно начинают слезиться глаза.

Как они все могли? Как могли просто взять и предать его? Продать за деньги, сдать из-за какого страха? Поступить с ним так именно в тот момент, когда ему настолько жизненно необходима была помощь?

Мрази, какие же все люди дикие мрази.

— Где ты сейчас? — спрашивает Кирилл с тяжёлым вздохом, и если бы не это внезапное вступление, он бы непременно скинул звонок, абсолютно не желая разговаривать с собственным сыном.

— Подъезжаю к МКАД.

— Сворачивай туда. Все будут ждать тебя на севере, так что ты можешь выиграть время, поехав на юг.

— Куда именно? Что я там буду делать?

— На Киевку. Там дача у Глеба, в гараже есть запасная машина, пересядешь на неё, чтобы им тяжелее было тебя найти.

— А она быстрая? Машина?

— Быстрая, — хмыкает Кирилл как-то странно, но не успевает он только подумать об этом, как тот снова начинает говорить: — Сколько ещё осталось? Съехал?