— Ох, ну сам бы я никогда и ни за что, но разве можно тебе отказать? — улыбнулся он и потрепал меня по макушке, своими плавными и слегка заторможенными движениями вовсю продемонстрировав, что сегодня опьянение настигло его не многим позже, чем меня.

Я помню белые обои, чёрная посуда,

Нас в хрущёвке двое, кто мы и откуда?

Задвигаем шторы, кофеёк, плюшки стынут

Объясните теперь нам, вахтёры, почему я на ней так сдвинут?

Голос у Ярослава был красивый: низкий, с приятной хрипотцой, гармонично вливающейся в гитарные аккорды в исполнении Никиты. Для меня вообще стало шоком, что среди богатеньких избалованных деток, к коим так или иначе относились Максим и его братья, могут быть популярны вечерние посиделки с гитарой, а не тусовка в вип-ложе какого-нибудь пафосного ночного клуба. И это навевало лёгкую ностальгию по тем временам, когда Костя брал меня с собой на похожие квартирные встречи со своими друзьями, где мне тоже отводилась роль маленького домашнего цветочка, при котором все старались вести себя как паиньки.

Наверное, поэтому сейчас мне так хотелось хотя бы напиться, лишь бы показать всем — и самой себе в первую очередь — что я могу быть не только робкой, послушной и застенчивой отличницей, никогда не смевшей перечить собственным родителям и живущей в мире, где всё имеет исключительно розовые оттенки с радужными переливами. Ведь никакая я на самом деле не хорошая девочка, а просто запуганная, закомплексованная и неуверенная в себе настолько, что не решаюсь показать людям своё истинное лицо.

Не решалась. Пока Иванов бесцеремонно не ворвался в мою спокойно-унылую жизнь и не перевернул в ней всё вверх тормашками, вынудив меня сначала высунуть голову из-под своей толстой брони, а потом и нерешительно подставить ему уязвимое брюшко.

— И всё равно, Полина, я так удивлена увидеть тебя здесь! — защебетала Алина, стоило только Ярику вместе с Никитой уйти на кухню за последней порцией приготовленного глинтвейна. — Тебя ведь родители раньше вообще никуда без Кости не выпускали.

У меня аж дыхание перехватило на мгновение, как чётко и метко эта пиявка смогла попасть по самому наболевшему, словно читала мои мысли. Ладонь Максима тут же сильно сжалась на моём бедре, но я даже подумать не успела, пытается ли он таким образом меня успокоить или всё же хочет влезть в наш разговор и как следует поставить её на место.

Максим это умеет и любит, мне ли не знать. Его вспышки гнева раньше пугали меня настолько же сильно, насколько теперь начали возбуждать.

— Им пришлось пересмотреть свою позицию. Наверное, потому что Костя умер?