— Ну, хорошо, идите, — сдался врач, видя в каком женщина состоянии. — Только на две-три минуты. И никаких разговоров, а тем более слёз!

Вся внутренне сжавшись, с окаменевшим лицом вошла Мухаббат в палату.

Максум-бобо лежал на койке неподвижно, закрыв глаза. От йода, от снежной белизны бинтов, резко оттенявших цвет осунувшегося, в сплошных кровоподтёках лица, оно казалось желтее обычного.

Видимо, услышал шаги, Максум-бобо медленно открыл глава. Они были мутными и слезились.

— Кто это? — раздался хриплый, чуть слышный шёпот.

— Это я… — так же шёпотом ответила с порога Мухаббат.

Она не в силах была сделать больше ли шагу.

— Подойди поближе, — уже чуть громче позвал Максум-бобо.

Мухаббат невероятным усилием воли преодолела скованность и сделала несколько шагов.

— Видишь… как они меня… подлецы…

— Не надо, дядя, вам сейчас нельзя разговаривать…

— Нет, только сейчас… я и должен говорить… Потом… поздно будет… Потом уж… я… не поговорю…

Мухаббат до крови прикусила губу, чтобы не расплакаться. Нет, нельзя! Доктор ведь предупреждал…

— И ты, доченька… и Рустам… и Хаджия, — продолжал, задыхаясь, Максум-бобо, — простите меня… старого грешника… В последний раз простите… Да… теперь уж… в последний раз…

Он умолк.

Мухаббат испуганно наклонилась к койке. Нет, Максум-бобо дышал. Тяжело, прерывисто, захлёбываясь, но дышал.

Наконец он снова открыл глаза.

— Ты ещё здесь? — встревоженно спросил он.

— Здесь, здесь! — прошептала Мухаббат. — Только вы не разговаривайте больше. Доктор сказал, что хуже может стать…

— Хуже мне уже не будет, Мухаббатхон, — слабо улыбнулся Максум-бобо. — Некуда хуже… Так вот… Простите, говорю, в последний раз. Азраил уже ждёт меня. Помнишь… когда Рустам вернулся с фронта… и я… просил у него прощения за непотребные дела свои?.. Я сказал ему тогда: «… Покаяние, даже на смертном одре — благое дело»… Вот это… благое дело… я сейчас и делаю… На смертном одре… Живите мирно и дружно… Паршивец Максум-бобо… никогда больнее не будет омрачать вашего счастья. Потому что его… самого не будет. Аллах справедливо наказал нечестивца за чёрную злобу в душе и зависть…