Светлый фон

Ганиеву вдруг вспомнились все треволнения, которые пришлось ему пережить за последнее время. Нехватка сырья, жулики на подсобном хозяйстве, подло обворовывавшие слепых, история с полуавтоматами. Даже случай с лезвиями почему-то вспомнился. Но Газимбек тут же в душе выругал себя: «Какие, дьяволу, лезвия?! И полезет же такая чертовщина в голову, когда, можно сказать» судьба человеческая решается!..»

— … Да, не мёд, — Ганиев даже пристукнул по столу невесть как оказавшимся у него в руках карандашом.

Рустам заметил, как резко переменилась при этих словах Зоя Кузьминична. Губы её нервно дрогнули, но тут же сомкнулись в жёсткую складку. Румянец на лице медленно истаял, оно побледнело и будто окаменело. Даже симпатичные ямочки на щеках пропали.

Заметил перемену и Газимбек. Он начал нервничать.

— Вы поймите меня правильно. Я не против поступления Рустама Шакировича на наше предприятие. Рабочие нам всегда нужны. Тем более такие, грамотные… — Ганиев помолчал, будто подбирая лестные для Рустама определения, но ничего, видно, не придумав, снова пристукнул карандашом по столу. — … Только я хотел бы сразу предупредить…

— Газимбек Расулович, — послышалось напряжение и в голосе Зои Кузьминичны. — Похоже вы…

— Извините, товарищ Долгова, — суховато перебил её Рустам. — Ваш директор по-своему, может быть, и прав… Но он об одном забыл. Я не люблю громких слов, но сейчас без них, кажется, но обойтись. Я — солдат, товарищ

Ганиев, я — коммунист! Вам, фронтовику, наверное, не надо разъяснять, что это значит. Что же это вы меня пугать вздумали? И чем — трудностями! Да знаете ли вы, что самая страшная трудность — одиночество и беспомощность, сознание того, что ты лишний среди людей?.. Эх!..

— Вы меня не так поняли, — встал Ганиев. — Если бы вы нам не были нужны, мы не посылали бы за вами. И вообще, у нас принято с каждым вновь поступающим на предприятие проводить такие беседы. Чтобы потом недоразумений не было. Посулили, дескать, золотые горы…

— Я в такой беседе не нуждаюсь, — уже резко оборвал директора Рустам. — Скажите, когда вы поднимались в атаку, на шквал смертоносного свинца, вас тоже пугали опасностями и трудностями?

— Ну, знаете ли, — развёл руками Газимбек. — Сравнили!..

— В такие минуты, — не слушая его, продолжал Рустам, — были только слова: «За Родину! За партию!» И я сейчас поднимаюсь в атаку. Может быть, самую для меня в жизни важную. Что же вы меня паутиной какой-то опутываете, подножку норовите подставить? Я буду работать на вашем предприятии, даже если вы этого не захотите!

— Да откуда вы взяли, что я не хочу? — уже закричал Газимбек. — Паутина! Подножка!.. Надо же придумать такое!..