Макс пересел на краешек кровати и приподнял Уилле подбородок, чтобы их лица находились на одном уровне.

– Теперь, Уилла Олден, ты всю жизнь будешь чего-то ждать с нетерпением, – сказал он, целуя ее в губы. – И со мной.

Уилла ответила на его поцелуй. Макс обнял ее и не разжимал объятий, пока не услышал шаги в коридоре.

– Медсестра Анна опять прочтет мне нотацию, – прошептал он. – Скажет, что я тебя утомляю.

– Надеюсь, ты так и поступишь. Утоми меня, – в ответ прошептала Уилла. – Позже.

Макс сделал вид, что шокирован ее словами, а когда в палату вошла медсестра Анна, сказал:

– Тогда до вечера, мисс Олден.

– До вечера, мистер фон Брандт.

– Как сегодня себя чувствует наша пациентка? – спросила медсестра Анна, только заступившая на дежурство.

– Отлично, – ответила Уилла, глядя на закрывшуюся за Максом дверь. – Мистер фон Брандт пригласил меня сегодня на обед.

– Так рано? – удивилась медсестра. – Вы уверены, что вполне окрепли? Вы по-прежнему трижды в день принимаете морфий.

– Я выдержу. Нельзя же вечно уступать боли и слабости. Так войну не выиграешь, согласны? А у нас с мистером фон Брандтом еще полным-полно тем, касающихся войны.

– Конечно, – согласилась медсестра Анна. – Вам помочь с приготовлениями? Сделаю все, о чем ни попросите.

– Приготовьте мне ванну, – сказала Уилла, взглянув на новые элегантные наряды.

– Пойду наполнять. Минут через пятнадцать вас позову.

Уилла кивнула. Медсестра ушла, и улыбка на лице Уиллы тут же сменилась выражением мрачной решимости.

Слишком рано, подумала она.

Провести бы в госпитале еще несколько дней. Ребра по-прежнему болели. И слабость после тифа еще сохранялась. Надо усмирить то и другое, поскольку сегодня она окажется в доме Макса. А там нужно будет действовать решительно. Второго шанса ей не представится. Она должна выглядеть здоровой и жизнерадостной. Оставалось надеяться, что к обеду будет подано вино и в достаточном количестве.

Уилле вдруг стало страшно. Разработанный план показался ей безнадежной затеей. Скорее всего, ее план с треском провалится, и она окажется у тюремной стены с повязкой на глазах, ожидая расстрела.

Она подумала о Лоуренсе, о его борьбе за независимость арабов. Ради этого он столько лет подряд выносил все тяготы и лишения жизни в пустыне. Ей вспомнились Халаф, Фатима и их маленький сынишка. С семьи шейха мысли Уиллы перенеслись на Ауду и других свирепых, неукротимых бедуинов. В голове зазвучал голос Ауды: «Не думай об усталости, тогда твоя сила будет соразмерна твоим желаниям». Уилла сунула руку под матрас и нащупала спрятанные таблетки.