Светлый фон

Сделав крутой маневр, муж поворачивает меня к себе лицом. Хватается рукой за овал моего лица, надавливая пальцами на скулы. Я поднимаю взгляд вверх и перепугано смотрю перед собой.

– Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. Он никогда тебя не полюбит так, как я. Ты не нужна ему, Дина. Ни вчера, ни сегодня, ни завтра.

Я с трудом глотаю ком, образовавшийся в горле, и быстро-быстро хлопаю ресницами.

– Ты моя. Только. Моя, – цедит сквозь зубы, а затем впивается в мой рот ядовитым поцелуем.

Сопротивляюсь. Отталкиваю, упираясь ладонями в грудь, но тщетно. Муж – скала, не подвинуть!

Он задирает моё платье до пояса, разрывает: колготки, трусики и резко разворачивает к себе спиной. Я пытаюсь вырваться, понимая, что сейчас внутри Давида бушует настоящий зверь.

– Пожалуйста, не надо, – хнычу, не сдерживая слёз. – Давид, остановись!

Не останавливается. Напротив. За спиной слышится лязг металла – расстёгивает пряжку на ремне, а затем возится с молнией на брюках. Пользуясь его заминкой, я круто разворачиваюсь и бегу к двери, но муж хватает меня за руку с утробным рыком: «Стоять».

Я не понимаю, что творю. Мной движут эмоции пойманной в капкан зверушки. Отвожу руку назад и со всего размаху бью ладонью по щетинистой щеке.

Давид меняется в лице моментально. Щурится, хмурит брови и рвано дышит, испепеляя меня колким взглядом чёрных, как ночь, глаз.

– Вот такая твоя благодарность за всё, что я для тебя делал все эти годы? – криво ухмыляется, делая шаг навстречу.

Глава 104

Глава 104

 

Дина

Делал для меня все эти годы… Что?

Я медленно сползаю по стенке: ноги перестают слушаться, а руки трясутся как у алкоголички. Воздух превращается в ядовитый газ. Открываю рот, делаю глубокий вдох, но надышаться не могу. Сердце колотится с бешеной скоростью, в висках гудит.

– Делал для меня? – выдавливаю через силу. – Получается, Дамира ты тоже сделал инвалидом… Для меня?

Давид меняется в лице моментально. Если минуту назад его глаза пылали гневом, то сейчас он быстро-быстро моргает, приподнимает брови и смотрит на меня удивлённым взглядом.

А я не знаю, откуда взялась эта смелость. Страх испарился, исчез. Давид начал играть в открытую, а я… Устала. Вымоталась за все эти годы, живя черте как!