Останки.

Не знаю, почему я продолжаю видеть только технические детали.

Говорят, что сгореть заживо самая мучительная смерть.

Я должна что-то чувствовать по поводу напоминания о том, что мои родители умерли в такой сильной боли.

Однако эмоций... нет. Наверное, потому что я их толком не помню. Но разве это оправдание?

Единственный свидетель — мисс Стил, семилетняя девочка. Она находилась под внимательным наблюдением врачей, как физически, так и психологически. Доктор сказал, что мисс Стил потеряла всякую память о произошедшем. После дальнейшего расследования полиция закрыла дело, как неисправность газа.

Я выхожу из статьи, не желая читать дальше. Не помню, чтобы рядом с нашим домом было озеро или даже подвал. Но тетя и дядя ясно дали понять, что они никогда не отвезут меня обратно в Бирмингем.

Не то чтобы я этого хотела. По крайней мере, в прошлом. Теперь не могу сказать.

Готова ли я похоронить свою мысли за счет новых кошмаров?

Я выдыхаю через нос. Мне, наверное, нужно снова увидеться с доктором Ханом.

Как только я выхожу из ванной, я заворожена фигурой Эйдена на кровати. Он все еще в том же положении, в котором я его оставила. Его рука с татуировкой лежит на подушке, будто я все еще сплю на ней, а другая рука на кровати, как я ее оставила.

Похоже, он крепко спит.

В это время по субботам я обычно занимаюсь йогой.

Не сегодня.

Я подхожу на цыпочках, поднимаю руку Эйдена и прижимаюсь к изгибу его теплого тела. Моя голова покоится на его бицепсе. Я слишком быстро становлюсь зависимой от того, каково это находиться в его объятиях.

Я обхватываю рукой его твердый, четко очерченный живот и толкаю его.

Безошибочно узнаваемая выпуклость пронзает низ моего живота.

Я замираю.

Это, должно быть, то, что называется утренним стояком.