— Моя книга смешна? — спрашивает он без злорадства.
— Никогда не думала, что спортсмены интересуются теориями экзистенциализма.
Он поднимает густую бровь.
— Разве ты тоже не спортсменка?
—
— Потому что мы идиоты?
В его тоне по-прежнему нет угрозы. Во всяком случае, он полон легкого любопытства.
— Я не это имела в виду.
Мои щеки краснеют. Не хочу казаться осуждающей.
— Ну, мы можем ими быть, — он указывает на свою книгу. — Итак, что думаешь об экзистенциализме?
Я ошеломлена. Он спросил не о том, что я знаю, а о том, что я думаю. Так что он уверен, что я читала об этом. Но опять же, я бы не ассоциировала Тошноту и Сартра с экзистенциализмом, если бы хотя бы что-то об этом не знала.
— Хм. — я прислоняюсь спиной к каменной стене. — Я считаю, что это негативная и нигилистическая философия.
Его поза изгибается, словно он ребенок, которому дали его любимую игрушку.
— Значит, ты не веришь, что существование предшествует сущности?
— Не само по себе. В какой-то степени это может быть правдой, но вся теория гипер индивидуалистична. Человек это не сущность, к которой нельзя прикоснуться или которой нельзя манипулировать. — я вздергиваю подбородок.
Коул кажется умным. Вероятно, на ровне высокого интеллекта Эйдена, но, как и Эйден, он этого не показывает.
Могу поспорить на деньги, что он знает об истинном характере Эйдена. Подозреваю, что Ксандер тоже.