Маркус ненадолго отстранился, и она чуть не заплакала от потери. Он практически сорвал с себя брюки и немедленно вернулся к ней. Они лежали лицом к лицу, его руки в её руках, его бёдра устроились между её ногами.
Онория попыталась дышать ровно. Она взглянула на Маркуса, который не спускал с неё глаз и вымолвил только:
– Прими меня.
Он толкнулся в неё, открывая себе доступ, и она поняла. Было трудно, поскольку ей хотелось сжаться всем телом и каждой мышцей, но как-то ей удалось расслабиться настолько, чтобы с каждым движением Маркус входил в не всё глубже, пока с удивлённым вздохом она поняла, что он полностью в ней.
Он содрогнулся от наслаждения и стал двигаться в новом ритме, скользя вперёд и назад. Онория что-то говорила, сама не понимая себя. Возможно, просила Маркуса о чём-то, или умоляла, или просила остановиться или никогда не останавливаться и…
Что-то произошло.
Каждая частица её существа завязалась в тугой узел и разлетелась в стороны, как один из фейерверков в Воксхолле. Маркус тоже вскрикнул и в последний раз вошёл в неё, прежде чем излиться, и распростёрся на ней.
Несколько минут Онория могла только лежать, восхищаясь теплом его тела. Маркус натянул на них мягкое одеяло, и они вместе создали свой собственный маленький рай. Они держались за руки, переплетя пальцы, и более мирного и приятного момента она не могла себе вообразить.
Этот миг принадлежит ей. До конца жизни. Маркус не упоминал о браке, но сейчас это её не волновало. Это же Маркус, он не оставит женщину после того, что случилось. Он, наверное, ждал подходящего момента, чтобы сделать предложение. Он любит поступать правильно, её Маркус.
Её Маркус.
Ей нравится, как это звучит.
Конечно, сегодня вечером он повёл себя совершенно неподобающе, подумала Онория с блеском в глазах. И тогда…
– О чём ты задумалась? – спросил он.
– Ни о чём, – ответила она. – Почему ты спросил?
Маркус лёг так, чтобы можно было опереться на локоть и смотреть на неё:
– У тебя пугающее выражение лица
– Пугающее?
– Отстранённое, – уточнил он.
– Даже не знаю, что лучше.
Он хмыкнул, и звук этот эхом прокатился по его телу к ней. Затем Маркус снова стал серьёзным: