— Какой красивый дом! — воскликнул Корт.

— Но наш лучше, — заметила Тиффани.

На самом деле великолепие особняка, огромное поместье и изысканная красота истинно английского пейзажа произвели на нее гораздо большее впечатление, чем она хотела признать. Она пристально посмотрела на дом.

— Все равно я думаю, что Америка лучше.

— Конечно, лучше, — согласился Корт.

Экипаж доставил их по липовой аллее к парадному входу, где их встретил слуга и провел через пахнущий розами сад с цветочными бордюрами позади дома. За этими ухоженными участками тропинка извивалась среди дикорастущих роз, дельфиниума и лилий, прежде чем спуститься к зеленым лужайкам у узкого озера. Два белых лебедя величественно скользили по воде; их белоснежное оперенье четко выделялось на фоне синевы озера, светлой зелени грациозных ив и более темной листвы высоких ломбардских тополей, окаймлявших озеро.

Идти пришлось долго, и Тиффани устала и начала сердиться.

— Не понимаю, папа, зачем нам надо было забираться в такую даль только для того, чтобы увидеть какую-то старую могилу.

Это могила твоей матери, хотел сказать Корт. Ты еще никогда не была так близко от нее. Но конечно, он ничего не сказал, и они молча пошли вокруг озера, мимо зарослей рододендронов и нежных диких цветов — цикория и ромашки, красной смолевки и белой таволги и редкой полевой орхидеи. Впереди простирался лес — дубы, сосны, серебристые березы и остролисты. Когда они вошли в тень кустов сирени, их провожатый указал на полянку впереди и тактично удалился. Корт и Тиффани пошли дальше одни.

Лучи солнца пробивались сквозь листву, оставляя причудливые узоры из тени и света на аккуратной могиле. Скромная надпись на камне гласила:

Энн

1859–1894

Любимая жена Мэтью Брайта

Тиффани с напряженным интересом смотрела, как ее отец снял шляпу и стоял опустив голову.

— Помолись за нее, Тиффани.

Она сморщилась и вздохнула.

— Хорошо. Кто она была?