– Так она не знает? – спросил Федерико Падре Мануэля.
– Всё я знаю! – крикнула я, приоткрыв дверь ванной комнаты. Я всё знаю! Убирайтесь отсюда, я не хочу Вас видеть!
Я кричала, срывая голос, и как только Федерико вышел из нашей комнаты, я перестала сдерживать слёзы.
Падре Мануэль обнял меня, и из моей груди вырвался крик. Крик души, страдающей от боли! Я плакала, словно не плакала никогда, словно копила в себе эти слёзы годами. Мне не было больно от того, что он – мой отец, мне было больно от того, что мой брат – Иво. Мужчина, которому я отдала всю себя без остатка, тот, с кем провела свою первую ночь и тот, за которого собиралась замуж.
– Поплачь, милая, – успокаивал меня Падре, гладя по голове. – Но ты должна обязательно поговорить с ним после.
– Нет! Я не буду говорить с ним! Кроме того, пообещайте, что больше никому не скажете об этом.
– Но Милли…
– Обещайте, Падре!
– Хорошо, как знаешь. Когда-нибудь ты простишь его.
– Нет Падре, Вы не понимаете! Сейчас мне больно не от того, что он – мой отец.
– А от чего, Милли? Что я не понимаю?
– Пожалуйста, Падре, оставьте меня одну.
– Как я могу оставить тебя одну сейчас, – забеспокоился священник, но я обняла его и снова попросила уйти. Сейчас мне нужно побыть одной.
Я кричала! Проклинала всё на свете! Перед глазами всплыла наша ночь, и мне захотелось сорвать с себя кожу, чтобы не помнить те прикосновения.