Он ставит меня на ноги.
— Сейчас я уложу тебя в постель, — шепчет он тихо.
В уши внезапно вторгаются приглушенные звуки «Angel» группы Massive Attack. Мое тело напрягается. Это музыка для занятия любовью. Начинаю пылать, когда он медленно принимается меня раздевать, его ласковые, зеленые глаза остаются прикованными к моим.
Многогранность этого мужчины совершенно меня ошеломляет. В один момент этот мужчина — жестокий, требовательный владыка секса, и нежный, ласковый любовник в другой. Я люблю все его черты, каждую из них. Ну, почти все до единой.
— Почему ты пытаешься меня контролировать? — спрашиваю я. Это единственный его черта, с которой я борюсь изо всех сил. В этом он совершенно безрассуден. Но в спальне вы не услышите моих жалоб.
Он стягивает с меня рубашку.
— Даже не знаю, — говорит он, нахмурившись. Озадаченное выражение лица заставляет меня поверить, что на самом деле это не так, и не помогает понять, почему он такой со мной. Он знает меня всего несколько недель. А ведет себя, как сумасшедший.
— Просто, мне кажется, что так правильно, — предлагает он объяснение, будто оно должно все прояснить. Ни в малейшей степени.
Я по-прежнему ничего не понимаю, безумец ты эдакий!
Он расстегивает молнию на моих брюках и спускает их вниз по бедрам, вытаскивая меня из них и оставляя стоять перед ним в нижнем белье. Он отступает назад и внимательно смотрит на меня, снимая ботинки и джинсы, и отбрасывает их в сторону.
Он снова твердый. Я пробегаю оценивающим взглядом по его прелестям, возвращаясь к затуманенным глазам. Он как научный проект совершенства — Божий шедевр; мой шедевр. Я хочу, чтобы он был только моим.
Он тянется ко мне и опускает чашечки лифчика, одну за другой, проводя тыльной стороной ладони по каждому соску, от чего они еще больше твердеют. Дыхание перехватывает, он переводит взгляд на меня.
— Ты сводишь меня с ума, — совершенно невозмутимо говорит он. Мне хочется закричать на него за то, что он такой толстокожий. Он все время это повторяет.
— Нет, это ты сводишь меня с ума. — Мой голос похож на хриплый шепот. Я мысленно умоляю его признать, что он неразумно помешан на контроле. Он не может думать, что это нормальное поведение.
Он кривит губы, глаза сверкают.
— С ума, — говорит он одними губами.
Меня приподнимают, прижав к груди, и укладывают на кровать, сам он растягивается рядом. Лишь только окутав меня своим телом, он наклоняется и с благоговением, ласковыми прикосновениями губ, прокладывает путь наверх, его язык медленно скользит по моему рту.