— Нет, дорогая. Во-первых, слабая она или нет, она поступила хреново. Дело не в том, что она дрянная девчонка. Она испортила людям жизнь, их счастье. Зная, что с нами делают, она не должна была участвовать, или в какой-то момент за прошедшие семь лет открыть гребаный рот и обмолвиться мне хоть словом. Мы знаем друг друга со средней школы. Признайся она во всем, даже зная, что я разозлюсь, мы, по крайней мере, уладили бы все. Так что, если я стану с ней говорить, то могу потерять самообладание, а она не стоит таких эмоций. Во-вторых, если с ней поговоришь ты, то уже ты можешь потерять самообладание, про эмоции я уже упомянул. В-третьих, выясни мы правду, на Бадди Шарпе это никак не скажется. Он и так никому не нравится. Все знают, что наше расставание — его рук дело, он просто будет нравиться им меньше, а ему на это насрать. А вот проникновение на чужую территорию, взлом и порча имущества и отравление лошадей подмочат ему репутацию. Сомневаюсь, что все это повлечет за собой большой тюремный срок, но это незаконно, и банк не будет держать вице-президента с заведенным на него уголовным делом. Вот
Если, судя по огню в его глазах, не к спокойному, то Грей вернулся к рациональному и логичному состоянию.
— Люди — отстой, — заявила я, Грей секунду смотрел на меня, а затем ухмыльнулся.
И вот оно. Спокойствие. Вернулось молниеносно.
Таков Грей.
— Да, так и есть, — согласился он.
— Ну, я не сказала тебе хорошей новости, твоя твердая, как сталь, бывшая танцовщица из Вегаса на словах надрала ей зад.
Его ухмылка превратилась в улыбку.
— Жаль, что я не видел.
— Я была потрясающей, — похвасталась я.
Его улыбка перешла в смех, сквозь который он приказал:
— Айви, иди сюда.
Я подошла к нему, и он меня обнял, а я обняла его.
Затем он опустил голову и поймал мой взгляд.
— Знаешь, что? — спросил он.
— Грей, я много чего знаю, хотя ты собираешься сказать мне нечто другое.
Грей снова ухмыльнулся, затем его взгляд стал нежным («почти» исчезло примерно полторы недели назад, после того, как я оплакала потерю той бабушки Мириам, которую знала, и теперь он всегда сразу становился нежным).
Затем Грей тихо сказал:
— Отец был прав.