Вот он полностью одет. На нем сине-серый костюм в едва заметную элегантную полоску. Белая рубашка с расстегнутыми тремя верхними пуговицами. Галстук — тот самый, шелковое прикосновение которого помню кожей лица, — он небрежно бросает в кейс. Смотрю на его пиджак и вдруг вспоминаю, какого цвета глаза у охранника — такого же сине-серого. И сразу сердце принимается танцевать. А я уже на минуту решила, что меня отпустило…

Евгений подходит ко мне и помогает встать. Собирает по кабинету мою одежду, подает ее и тихо смеется, заглядывая в лицо:

— Чувствую себя леденцом. Это было волшебно!

Знал бы ты, кого я целовала!

Провожает меня к комнате отдыха, где есть крошечная душевая и все, что нужно, чтобы привести себя в порядок. Я еще не до конца пришла в себя. Он слегка обнимает меня сзади и шлепает по попе со словами:

— Дальше — сама. Иди, мне надо работать. Пришли сообщение, когда надо выпроводить секретаря из приемной.

— А мой рисунок? — поворачиваюсь.

— Ах, да. — Он возвращается, хмыкает, подбирая с пола презервативы и пустую папку, потом внимательно рассматривает мой листок.

Я училась в детстве в художественной школе. И в танцевальной. Крутому предпринимателю нравится, когда я рисую его по памяти в разных позах и ракурсах. Иногда мне удается карандашом передать нежность в его лице, или азарт, или яркое желание. Может, я его чуть-чуть приукрашиваю, что-то усиливаю, а чего-то предпочитаю не замечать.

Ему мое занятие не просто по душе. Он отвечает… короткими стихами, записывая их от руки. Стихи обо мне и о любви ко мне. Похоже, он тоже меня слегка приукрашивает. Или я и вправду такая. Мой рисунок он аккуратно убирает в мощный сейф, закрывающийся на несколько замков. Надеюсь, листочку приятно в достойной компании из важнейших документов и финансов «на черный день». Оборачивается:

— Благодарю. Ты думала обо мне, — он немногословен.

Протягивает ответный листок. Беру дрожащей рукой, читаю. Текст писал восторженный юноша, хоть и слегка седой, точно.

Это у нас как игра — обмениваться листками бумаги, к которым приложили руку, а может, и что-то большее. Но мы очень рискуем. В первую очередь — он. Его жена — владелица этой фирмы. А у меня в руках сейчас одно из письменных подтверждений его измены.

— Я тебя не предам, — обещаю, чувствуя подступающие слезы.

И вижу необычное детски-счастливое выражение на его зрелом лице.

​

Выхожу из приемной, прижимая папку к груди. Навстречу по коридору идут люди. Останавливаюсь у стенки, пропуская их. Тех, кого знаю в лицо, вежливо приветствую. Вот проплывает мимо меня высокая, яркая, потрясающе красивая брюнетка лет сорока, наверное.