— Второе… — всего лишь небольшая пауза, чтобы на время ослабить давление нескольких клинков и провести их ласковым скольжением по моему обескровленному личику, коснуться волос живым физическим жестом над моим лбом и задержать последующее невесомое движение тыльной стороны пальцев на щеке и скуле. — Никаких объятий. Попыток дотронуться или ухватиться не важно с какой целью — привлечения моего внимания или каких-то конкретных манипуляций. В твои привилегии это не входит. Только когда я лично дам разрешение что-то сделать и прикоснуться к одной из частей своего тела не важно чем — пальцами, волосами, губами. Все твои действия связаны только с моими прямыми приказами.

Кажется это уже был окончательный предел, тот самый, из-за которого не возвращаются. Да я и не хотела. Я вообще не понимала, почему продолжала сидеть, смотреть на тебя, видеть и слышать. Разве мертвые обладают такими способностями? И разве в твоей тьме возможно что-то разглядеть и расслышать? И может ли разорванное в клочья сердце запустить свою судорожную пульсацию под живым током твоего дыхания, добивающих слов и невыносимо нежных прикосновений твоей ладони? И ПОЧЕМУ ТЫ ИМЕЛ ПРАВО ДО МЕНЯ ДОТРАГИВАТЬСЯ, А Я ДО ТЕБЯ НЕТ?

— И последнее, не менее важное, если не более, — да, тебе мало двух контрольных ударов, без третьего никак не обойтись, и ты сделаешь его не смотря ни на что, даже если я сейчас сползу на пол к твоим ногам и буду со слезами умолять остановиться и не продолжать. Ты все равно совершишь этот шаг, к своей заветной Черно-Красной мечте непримиримого мстителя и безжалостного палача. И, да, ты добьешь меня, чтобы воскресить инъекцией своего дыхания и прямым массажем на открытом сердце.

— Я уже предупреждал тебя в своем кабинете в среду, что не потерплю никаких разговоров о своей семье ни в каких формах, намеках и прочего. Поэтому просто хочу тебе об этом напомнить еще раз и более доходчиво. И это будет касаться всего, что связано с моей личной жизнью. Не пытайся, не надейся и даже не пробуй делать каких-либо попыток меня разговорить и тем более открывать свой ротик без моего на то разрешения. Здесь говорю только я, и только я позволяю или не позволяю задавать вопросы и о чем-то просить, как и я решаю, отвечать мне на них или оставить без должного внимания.

— И после этого, хочешь меня убедить, что я соглашусь на все эти условия добровольно? — похоже это было последнее, что вырвалось из меня помимо моей воли и раньше, чем я успела осознать, что говорю.

Это же невозможно. Неужели мертвые умеют еще и разговаривать?