Я же помнила, как сильно он на меня влиял еще после предыдущих с них встреч, и как болезненно я реагировала на него и все, что испытывала рядом с ним. Как сходила с ума после того, как сама же его и поцеловала, как грезила и тосковала по невозможным с ним отношениям, пока не встретила снова, и пока он сам не вторгся в мою личную жизнь бешеным берсерком, переломав и вырвав с кишками все мои тщедушные иллюзии о моем ближайшем безоблачном будущем. Так что не удивительно, что мне понадобилось не меньше трех часов, чтобы хоть как-то отдышаться, хоть немного прийти в себя и суметь запустить свое аналитическое мышление хотя бы процентов на сорок.

Казалось, все это время я только и могла, что вспоминать, пропуская по стотысячному кругу через свои нервы и кожу все пережитые с ним сегодня ощущения. И особенно визуальные картинки увиденного перед полуослепшим взором. Его лицо, его жесткую мимику… его мощную ауру невероятно сильной личности, которой можно было буквально касаться пальцами. И его глаза… Сумасшедшие, расплескивающие зеленым ядом внутренней ярости и кое-как сдерживаемого бешенства. Даже в этой чудовищной маске обиженного на весь мир мстителя он выглядел завораживающе притягательным. Во всяком случае для моей больной психики. Иначе как еще назвать мою к нему острую тягу? То, как я сходила рядом с ним с ума и до какого остервенения все еще хотела.

Я точно ненормальная и мне нужно срочно показаться к психиатру, если за все прошедшее после встречи с Кириллом время я гнала из своей головы его последние слова. Как будто их и не было. Будто они мне приснились, как и все его угрозы, как и насилующие мой мозг истории из криминального прошлого его отца. Это не могло быть правдой ни при каких обстоятельствах.

Да, он пришел. Да, мы наконец-то встретились, но ничего дурного в этом не было. Он же ничего мне не сделал. Ни разу не ударил, ни наорал, не сцепил своих ладоней на моем горле. А то, что очень сильно этого хотел — это еще ничего не значило. Хотеть или обещать — не значит жениться. А слова — это только слова. Да, они бьют порой похлеще и больнее, чем руки, но, разве от них кто-то умирал?.. Разве Кирилл Стрельников меня сегодня убил?..

И то, что я добралась до "дома" в целости и относительной сохранности — лишь доказывает последнее. Мертвецы не ходят и не бьются в истерике, когда их размораживает от недавнего ступора. Я, правда, тоже не билась буквально, но колотить меня вскоре начало будь-будь. Но больше всего от четкого осознания, что я… не знаю, что мне делать. Переодеться и упасть трясущимся трупиком на свою кровать? Уставиться в потолок в позе оцепеневшей куклы, пока внутри меня вершится Армагеддон из столкнувшихся лоб в лоб эмоций, воспоминаний и зашкаливающих страхов? Как они меня не выжгли изнутри за это время и не отправили на тот свет долгожданным избавлением, я так и не пойму. Как и не решусь взять телефон и хоть кому-нибудь позвонить.