Конечно, она понимала, но ей так не хотелось признавать справедливость суждений сестры, ведь несколько лет та настаивала на своей правде, а Света все надеялась, что обойдется без нее.

– А ты знаешь, мне приснился сон, – вдруг вспомнила Светлана, нехотя возвращаясь в ночное видение. – Будто я вошла в храм: маленький, убогий, внутри такой обшарпанный. На стенах висели иконы со злыми ликами, смотрящими на меня. На потолках – копоть, по полу бегали крысы. Жуть просто!

– Правильно, – вздохнула Лена. – Ты увидела храм своей души. А Бога в нем нет. Потому и жуть.

Ее ноги сами плелись куда-то, будто их кто-то настырно нёс. Сейчас истерзанной Свете не хотелось думать. Ей просто хотелось душевного уюта и спокойствия. Поэтому она целиком доверилась интуиции, бросив свое сознание в некую невесомую прострацию.

Её привел в чувство тихий скрип калитки и выходящая из нее старушечка – «божий одуванчик» – с торжествующей преискреннейшей добротой на лице.

– Ты сюда, дочка? – спросила та, и не успевшая прийти в себя Света непроизвольно ступила по приглашению бабульки на территорию.

Когда она подняла голову, захотелось рассмеяться от изумления, а затем расплакаться в изнеможении… Потому что ее слепили блистающие в солнечных лучах купола. И поспешным шагом, неожиданно для себя, она направилась к храму.

Как странно, – иконы не являлись для нее диковинкой. Они преследовали ее всю жизнь, но она не обращала на них внимания, будто это были самые обыкновенные узоры на обоях. Но сейчас Свету встретил в дверях Лик, пронзающий ее Своим взглядом насквозь. Подпись на иконе «Спас Нерукотворный». Глаза вновь встретились с Его глазами, словно живыми. И тут женщина почему-то задрожала так, как будто кто-то голыми руками пытался вытрясти из нее нечто, глубоко осевшее и даже вросшее в нее и ставшее одним целым с ее организмом. И это «нечто» будто длительное время существовало внутри нее, а Света уже и свыклась с тем, что делит с «нечто» саму себя, как вдруг ей стало жутко дискомфортно и даже больно.

Захотелось скривиться и убежать отсюда, из этого места, так странно приведшее в состояние еще худшее, чем прежде, но ее взгляд прилип к той иконе, словно в ожидании, что Святой образ отведет глаза первым. Какая глупость! Но еще удивительней – Он «хозяйничал» внутри нее, будто заставляя копаться в своей душе, искать в ней что-то. А самое страшное – Он знал что именно.

Этот Взор, такой вездесущий и завораживающий, всем безмолвным видом восклицал о понимании боли пришедшей к Нему души. И Света хорошо осознавала: Ему известно о ней то, что не известно даже ей. И вновь такая боль заныла в груди, будто кто-то внутри тронул вросший кол, расшевелил его и затем одним рывком вырвал. Ею овладело облегчение, забравшее из тела последние силы, и с обрушившимся шквалом плача она упала на колени и зарыдала во все горло.