– Поняла тебя. – Короткая пауза снимает напряжение, прежде чем Джейн опять заговаривает. – А, наверно, это не особо поможет, но я кое-что вспомнила.

Она приподнимает низ футболки, показывая татуировки, которые покрывают ее бок от ребра до бедра. Огаст видела их все, по большей части торопливыми вспышками или в полутьме.

– Я вспомнила, что это значит, – говорит Джейн.

Огаст смотрит на чернильных животных.

– Да?

– Это знаки зодиака моей семьи. – Она касается хвостовых перьев петуха, распростертых по ее ребру. – Мой папа, 33-й. – Морды собаки на боку. – Мама, 34-й. – Рогов козла на тазе. – Бетти, 55-й. – Исчезающая под ее поясом обезьяна. – Барбара, 56-й.

– Ого, – говорит Огаст. – А у тебя что?

Она показывает на противоположную сторону таза, на змею, поднимающуюся с ее бедра отдельно от остальных.

– Год Змеи.

Рисунки красивые, и она не может представить, чтобы Джейн набила какие-то из них до побега. А значит, она часами сидела под иглой ради своей семьи после того, как от нее ушла.

– Слушай, – говорит Огаст. – Ты уверена, что не хочешь, чтобы я?..

Она уже спрашивала, попробовать ли ей найти семью Джейн. Джейн отказалась, и Огаст не настаивала.

– Нет, я… я не смогу, – говорит Джейн, заправляя обратно футболку. – Я не знаю, что хуже – мысль о том, что они искали меня, не могли найти и, наверно, думали, что я умерла, или мысль о том, что они просто сдались и продолжили жить своей жизнью. Я не хочу знать. Я не смогу… я не смогу это вынести.

Огаст думает про свою маму и документ в сумке.

– Я понимаю.

– Когда я ушла из дома, – говорит Джейн спустя несколько секунд. Она вернулась к своему швейцарскому ножику, выцарапывая тонкую линию на сверкающей синеве сиденья, – я один раз позвонила из Лос-Анджелеса, и боже, родители были в ярости. Папа сказал мне не возвращаться. И я не могла его винить. Тогда я звонила в последний раз, и я… я правда считала, что это лучшее, что я могу для них сделать. Для нас. Плыть по течению. Но я думала о них каждый божий день. Каждую минуту дня, как будто они были со мной. Я сделала тату, чтобы так и было.

– Они прекрасны.

– Мне нравятся нестираемые отметки, понимаешь? Татуировки, шрамы. – Она заканчивает выцарапывать букву Е и, тихо хмыкая, переходит к Й. – Вандализм. Когда ты всю жизнь бежишь, иногда это единственное, что у тебя остается.

Она выцарапывает маленький плюс под своим именем и смотрит на Огаст, протягивая нож.