– Даниэла, дочка, принеси, пожалуйста, конфеты, что мы вчера ели, – быстро перебил Килиан.
Девушка встала и пошла на кухню.
– Ох, в последнее время у нас столько необычных подарков, – вмешалась Кармен.
Лаа наклонил голову в недоумении.
– Она имеет в виду шлем, – пояснила Кларенс, – который передал мне Инико от твоей мамы.
– Шлем? – удивился Лаа. Дома он вроде не видел ничего подобного. – Где же она его прятала? Когда мне было семь или восемь, по приказу Масиаса обыскивали все дома и уничтожали предметы, хоть как-то связанные с периодом колонизации.
Килиан моргнул и произнес:
– Что-то похожее было и здесь. По распоряжению нашего диктатора Франко говорить о Гвинее было запрещено, и так продолжалось до самого конца семидесятых. Мы не знали, что за ужасы там творятся после деколонизации.
– Все было настолько плохо, Лаа? – мягко спросила Кармен.
– К счастью, я был маленьким, и, конечно, ничего не помню. Но да, времена были ужасные. Репрессии, притеснения и даже убийства сотен людей. Масиас… он был безумен.
Вернулась Даниэла с конфетами, села за стол, а молодой человек продолжил:
– Наш президент не получил хорошего образования, и его раздражали умные люди. Была такая книга: «История и география Экваториальной Гвинеи», ее написали монахи ордена Святого сердца, так вот, если у кого-то эту книгу находили, человек мог поплатиться головой. На Испанию и испанцев лились потоки грязи, хотя от Испании Гвинея получала экономическую помощь. Когда появились памфлеты, обвинявшие Масиаса в массовых убийствах, он конфисковал все печатные станки. На улицах горели костры из книг, как было у вас в Средневековье. Он отозвал всех студентов-стипендиатов из Испании, а когда те вернулись, многих из них убил. Самое слово «интеллектуал» было под запретом. Остров захватили фанги из континентальной части страны, и это он снабдил их оружием. Мы сегодня отмечаем Рождество… так вот, Масиас запретил католицизм, а вместе с ним и местные культы. Нельзя было совершать паломничество к Великому Маримо в долине Мока… – Лаа потер глаза. – А что еще можно ожидать от человека, который открыто восхвалял Гитлера?
Повисла тишина.
– Но ведь Масиас победил на демократических выборах? – спросил Хакобо.
– Он был великим манипулятором, – отозвался Килиан. – Постоянно мелькал на телевидении и знал, как завоевать сердца людей. Достаточно было пообещать вернуть черным то, что им раньше принадлежало.
– Испанцы доверили остров не тому человеку, когда уходили, – вздохнув, пояснил Лаа.
– И сколько же длился этот кошмар? – спросила Даниэла, пожирая его глазами.