Рукопожатие Вальдо…
Слезы Симона, произнесенное шепотом обещание никогда больше не говорить на родном языке друга…
Ворчливые наставления Гаруса Хосе, на которого он оставлял управление плантацией…
Безмолвные слезы отца Рафаэля…
Мягкость волос Фернандо Лаа…
Отчаяние, с которым они с Бисилой в последнюю ночь занимались любовью.
Ее запах. Вкус ее кожи. Блеск ее глаз. Тропический ливень. Молнии. Ожерелье из ракушек на его груди. Его хранительница, его
Мучительный последний поцелуй.
Всхлипы.
Королевские пальмы, вонзившиеся в небо, единственные не затронутые болью.
Слабое пожатие руки Хосе, долгое, крепкое и прочувствованное объятие. Обещание приносить цветы на могилу отца…
Самолет взмыл над зеленым островом, заполнившим всю его жизнь. Вскоре остров стал лишь бледной полоской на горизонте, а потом и вовсе исчез. Мигель и Бальтасар тоже летели этим рейсом.
Он вспомнил слова отца, произнесенные тысячу лет назад: «Не знаю, когда и как… Но придет день, когда этот маленький остров захватит тебя, и тебе не захочется уезжать… я не знаю никого, кто уезжал отсюда без слез».
Потом приземление в Мадриде, прощание с Гарусом и объятия его жены: «Выше нос, по крайней мере, мы живы».
Были слова Бальтасара: «Когда-нибудь мы вернемся, непременно».
И Мигеля: «Знаешь, что мне первым дело сказало телевизионное начальство, едва я сошел с трапа? Ни слова об этом прессе».
Поезд в Сарагосу, автобус в Пасолобино, одиннадцать лет тьмы, тоненький лучик света, когда родилась его дочь, – через несколько месяцев после его пятидесятилетия.
Даниэла.