С койки поднялась, скривившись от внезапной боли. Широким поясом туго пережала живот. Посмотрела вроде и уверенно, а взгляд шальной. Иногда только что-то знакомое, холодное проскакивает.

– Ты знаешь… Ты не уходи сейчас. – Метнулась в сторону и задёрнула светлые шторы. Расправила складки халата, снова подняла руку, чтобы потрогать волосы и схватила ртом воздух, вспоминая, что их нет. Пригладила по затылку, тряхнула головой, пытаясь удержать адекват. Посмотрела прямо, только от взгляда жутко становилось: пожалеть, прижать к себе хотелось, а знал, что не дастся, что не позволит.

Осторожно приблизилась со спины и над ухом склонилась.

– Я… я сейчас кричать буду… ты укол мне сделай. Успокоительный. – Предупредила и сосредоточенно посмотрела. – Не могу… Не могу справиться, понимаешь? Думала не так всё будет, иначе. Храбрилась всё, надеялась, пройдёт. Время только нужно… а нет времени… не бывает так, чтобы забылось. Ты просто справляться начинаешь с болью, но она не проходит. Не проходит! Не проходит! – Сделала два шага назад, наблюдая, как Акмаль осторожно разворачивается, понимается. – Её становится только больше… И избавиться невозможно. – Прошептала дрожащим голосом.

Оглянулась на стоящий неподалёку столик для медсестры. Одним размашистым движением смахнула на пол всё содержимое. Показалось мало. Больше хотелось. Чтобы шум заглушил боль. Чтобы чужой крик пересилил её собственный. Ничего перед собой не видела. Только чьи-то сильные руки, которые пытались скрутить, сломать, выгнуть. Силой разжимали челюсть, заталкивая в рот полотенце, выкручивали руки, открывая доступ к катетерам. Всё понимала… сделать ничего не могла! И наизнанку хотелось вывернуться от боли. Выть в голос, кричать, надрывая связки. Так легче становилось.

Окончательно сознание вернулось в палате с белыми потолками, стеклянными стенами, множеством мигающих приборов. И сознание это принесло с собой дрожь, сотрясающую всё тело, охватывающий холод, ломку. Рядом молоденькая девочка, которая едва ли может что-то понять, но смотрит своим наивным взглядом и хочет казаться очень взрослой.

– Вам нельзя сейчас пить. – Как-то угадала она первое осмысленное желание, фактически разбивая его о стену суровой реальности. – Но я могу смочить губы. – Предложила и, видимо, по каким-то признакам или неразборчивому мычанию уловила согласие. – Вы потерпите. Сейчас пройдёт всё. Акмаль Амилевич лично руководил операцией. Всё хорошо будет, даже не сомневайтесь. – Заверяла с улыбкой, как будто нет новости приятнее на свете.

И не успела об этом подумать, как в нос ударил запах. Родной. Тяжёлый запах мужского одеколона. А в него укутаться захотелось как в тёплый шарф. Слёзы катятся, а спасительного тепла всё нет. Постепенно возвращается память. Слова, крики, угрозы, безумный шёпот. Как наяву слышит свой голос, который говорит неправильные, ненужные слова. Она так не думает, она так не чувствует, только доказать этого не может.