– Это вы сейчас так умело разыгрывали передо мной концерт? – Поднялся в полный рост, расправляя плечи. – А вы знаете, кто я и что я с вами сделаю?

– На каком, собственно, основании, вы мне сейчас угрожаете? – Уточнила Асольцева с поскудной улыбкой. – Уважаемый в городе человек приехал за своей женой, с документами, с разъяснениями. А то, что после вашей обработки её нельзя и… скорее всего уже никогда не представится возможности узнать, так это, извините, не мои проблемы. В любом случае, Москвина Вероника Олеговна моей пациенткой более не является. – Намеренно интонацией выделила имя. – Что-то ещё? – Уточнила с заискивающей улыбочкой, не обращая внимания на скрип зубов Ворона. – Тогда всего хорошего. – Рыкнула, в один миг растеряв всю мнимую доброжелательность.

– Ещё увидимся. – Получила в ответ и с облегчением выдохнула, когда в кабинете осталась одна.

– Да не дай Бог…

Глава 19

Глава 19

Боль бывает разной… Когда-то казалось, что сильнее всего боль душевная… потому что не пройдёт. Успокоится, утихнет, но не пройдёт. Но ведь всё познаётся в сравнении… А когда боль физическая не утихает ни на секунду, когда страх заполняет перед каждым вдохом, потому что даже он приносит боль… Когда боль растекается по венам при движении и парализует тело, если не двигаться вовсе… о душе как-то не думается.

Каждый человек эгоистичен. Каждый человек в трудный момент думает только о себе. О себе думала и Лора, когда впервые после, казалось бы, бесконечных операций, открыла глаза и на долгие несколько секунд ослепла от яркого света. Так ей казалось. На самом деле, ослепил её тусклый ночной светильник, который так часто напоминал, что она ещё жива. Напоминала об этом и боль. Она помнила как пришла в себя в первые. Хотелось дышать, но дышать не получилось: грудную клетку распирала бесконечная тупая боль. Хотелось моргнуть, но не вышло. Вместо этого она ощутила редкие горячие слёзы, которые ссыхались, стягивая кожу так, что, казалось, она от этого лопнет по-живому. Когда в попытке сказать слово, онемело лицо, глухой стон раздался в тишине комнаты, а следом за ним растеклась горючая, обжигающая боль. Она была повсюду. В каждой клеточке тела. Давила изнутри и снаружи. Сжимала, стягивала, одновременно распирая. Больно было спать, больно было слышать, больно было думать.

Шло время. На смену боли постоянной, приходила схваткообразная, периодическая. В моменты этих просветлений получалось вспомнить о сыне. Слёзы в это время текли неконтролируемо, размачивая свежие швы, разъедая раны.