Первые звуки Витиного голоса заставили Веронику восхищенно распахнуть глаза. Его голос был просто фантастическим! Ирина Дмитриевна довольно захлопала в ладоши, начав покачиваться в такт музыке. Кто-то из зала охнул. Вероника половину своей сознательной жизни восторгалась Фредди Меркьюри, считая его вокальные данные лучшими во Вселенной. Так вот Витя в тот момент очень напомнил ей любимого артиста. Его голос был кристально чистым, звонким и хорошо поставленным, будто бы этот парень только и делал, что пел с самого своего рождения. Но их основная схожесть с Фредди проявлялась вовсе не в голосе, а в манере поведения и артистизме. Стоя на этой скамейке перед своей пусть и не многочисленной, но все же публикой, Витя выглядел, как настоящий король сцены. Театрально взмахивал свободной от микрофона рукой и грациозно пританцовывал в такт музыке словно суперзвезда. И при этом ему каким-то невероятным образом удавалось не выглядеть глупо. Он действительно вел себя так, как будто был создан, чтобы ему рукоплескал зал. Казалось, мир вокруг него замер. Все видели только этого худого парня на скамейке, и больше в тот момент ничего не существовало.

— Во дает! — раздался голос Кирилла Шумейко. — Я б так не спел…

Витя загипнотизировал весь зал. Любочка, которая играла на пианино, даже обернулась на сцену, из-за чего немного сбилась с мотива. Тимур выглядел хмуро, от его былого веселья не осталось и следа. Ребята из массовки вообще забыли, зачем залезли на сцену, и просто стояли столбом, изумленно глядя на поющего Витю.

Когда музыка перестала играть, в зале сначала стало непривычно тихо. Все боялись издать лишний звук. Но затем ребята, не сговариваясь, принялись аплодировать. Точнее, почти все. Тимур лишь пару раз еле слышно хлопнул в ладоши. Его лицо было чернее тучи.

Витя с достоинством поклонился и слез со сцены. Многие так зарядились его энергетикой, что дальнейшая репетиция пошла как по маслу.

Веронике нравилось все происходящее до того момента, пока дело не дошло до знакомства Белль с Чудовищем. Стоя на сцене рядом с Тимуром, она чувствовала себе скованно и неуверенно. Большую часть времени он был в маске, но она все равно не могла спокойно на него смотреть. Она чувствовала его запах, и он сводил ее с ума, как и раньше. Ничего особо не изменилось, разве что теперь он оставлял за собой шлейф печали. Она все еще помнила их с Тимуром поцелуи и объятья, тепло его рук, его дурацкие, но очень смешные шутки, сухарики и шаурму, тот день, когда он защитил ее от Селоустьева. Она помнила все.