— Ее Светлость… Она правда ничего не ела с того дня? — шепотом спросил я.
Отошел и вернулся в кресло.
— Правда, Ваше Высочество. — в вполголоса сказала она.
Плохо. Меня бесила эта ее привычка — чуть что отказываться от еды. Любое потрясение и у нее пропадал аппетит. Ничего. У меня она съест все.
— Воды подай и можешь ступать.
Было жарко. Невыносимо. Этот юг с эго теплой погодой, черти б ее подрали. Так и не накинул рубашку. Мне и в бинтах этих душно. Уже третий кувшин допиваю. Наконец-то понял, зачем во дворце мраморные полы — так прохладнее в пекло.
— В-ваше Высочество, — заикаясь сказала она, подавая мне кувшин. Видимо что-то хочет спросить, но не решается.
— Ну. — надавил я на нее. — Не бойся Мари, давай говори, что хотела.
— Спасибо Вам. — бросилась она на колени передо мной, целуя мою руку. — Если бы не Вы… Если бы Вы не взяли меня тогда под свою защиту, то меня бы… Воины из свиты Джорджа. Они… — она начала плакать и я боялся, что она может разбудить этим Анну Аврору.
— Успокойся. Я пообещал твоему отцу, что тебя никто не тронет, если ты сама этого не захочешь. Тебе выпада редкая удача. Законы войны, где победили берут женщин проигравших, обошли тебя стороной. Не упусти этот шанс. Выбери себе того мужа, с которым будешь счастлива.
— Благодарю Вас. — уткнулась лбом мне в ладонь, продолжая сидеть на коленях. — Да пошлет Вам Создатель свою благодать.
«
— Вставай, мрамор холодный. Простудишься еще.
Она задремала на диванчике у камина. Так и не пошла в комнату для фрейлин. А я бы просидел так еще целую вечность, наблюдая за Анной Авророй. Словами не передать, как я завидовал лучам на рассвете, что касались ее кожи, проникали под полупрозрачные черные ткани. В тот момент, я захотел стать солнцем для нее.
Я желаю просыпается и видеть это каждое утро. И кто бы мог подумать? Женщина, которую я ненавидел, прибыв сюда. Та, что была полной копией моего врага. За что я умудрился прикипеть к ней всем своим естеством? Как случилось так, что я не мыслю свое существование без нее? Тогда я просил Богов заставить меня полюбить ее. Я боялся, что не смогу делить ложе с той, чьи черты повторяют образ Вильгельма I Завоевателя. Меня угнетала мысль, что мои собственные дети могут смотреть на меня такими же зелеными глазами. Ими смотрел на меня не просто мой враг. Ими смотрел на меня сам Юг. Зеленый и цветущий. Слишком горячий для моего северного нутра. И они услышали меня. Старейшина Далливион был прав: