— Что мне делать? — снова спросила она.
Всё Анна Аврора. Всё надо делать. Я встал с кровати, не без удовольствия отметив, как дернулась она в этот момент. Подошел к ней вплотную, пьянея от желания, наклонился и прошептал на ухо:
— А что Вы делали пару дней назад?
Даже в полутьме от моего взгляда не укрылось, как по её шее пробежался табун мурашек. Но Анна Аврора продолжала смотреть вниз, боясь поднять на меня глаза.
— Это Вы делали, я просто… — она вдруг замолчала, резко отвернув голову в сторону.
Видно заметила, как угрожающе топорщится ткань на моих штанах.
— Просто что? — дожимал я её.
— П-просто я Вам позволяла это делать. — робко ответила она.
Насмешила. Какая новость. А звучит-то как, «позволяла». Ошибаешься, Анна Аврора. Ты не можешь мне что-либо позволять или запрещать.
— Вот как… — лениво протянул я. — Что ж, сегодня Вам придется всё сделать самой.
Она судорожно сглотнула после этой фразы, а я уже нафантазировал себе невесть что. То, к чему совсем не пристало принуждать аристократку и уж тем более императрицу.
— Как? — тихо спросила она.
Чёрт! И для кого из нас двоих это пытка? Я хотел, чтобы мучилась только она!
— Взгляни на меня. — сипло попросил я.
Она послушалась. Робко подняла свои очи сначала мне на грудь, а потом, глубоко вздохнув, осмелилась посмотреть мне в глаза.
— Для начала… Помоги мне раздеться. — почти спокойно, едва слышно произнес я.
Моя Эрлин аж губы свои алые приоткрыла от удивления. Мои вопиюще дерзкие слова задели её за живое. В её глазах плескались стыд и отчаянье. Она готова была вот-вот сорваться с места и сбежать. Я был уверен, я знал, что она так и сделает. Уже приготовился хватать её своими загребущими руками и, как зверь в берлогу, волочь на кровать, чтобы измучить своей лаской, как вдруг она потянула ко мне руки.
Я аж дыхание затаил в тот момент, когда она своими дрожащими, тонкими пальчиками стала расстегивать фибулу на моем плече. Плащ водопадом обрушился на пол. За ним полетела фибула. Затем она принялась стягивать с меня кожаный нагрудник. Руки не слушались Анну Аврору, а её сбивчивое дыхание дразнило мой слух, заглушая стук моего сердца. Я не торопил её, стоял, как статуя, покрываясь испариной, пока она снимала с меня элементы свадебного убранства. Казалось, из ушей уже пар идёт.
Дальше пошли тонкие кожаные шлейки, опоясывающие грудь и плечи, шнуры, портупея, парадный металлический пояс на животе. Она оголяла не тело моё — душу. Однако, сняв внешнюю атрибутику, она вдруг остановилась, оставив меня в рубашке и штанах, и снова опустила глаза.