— Можешь взять его. — разрешил Антуанне.

Та практически вырвала у меня из рук младенца.

— Слёзы утри. Приведи себя в порядок. Поправь платки, натяни шарф по глаза, очи прикрой вуалью. Олафу голову прикрой. И иди в покои. Это последняя ночь, которую ты с ним проведешь.

Я подозвал Анджея, он наклонился и я шепнул ему на ухо:

— Скажешь ей, что если она что-нибуть учудит, то я убью и её, и ребенка. Причем ребенка первым.

Оруженосец кивнул в знак согласия. Муж помог Антуанне поправить наряд и она, тихо всхлипывая, вышла из кабинета в сопровождении Анджея.

— Полно тебе, Эрлин. Не плач. — я поцеловал её руку. — О жизни Олафа подумаю я. А ты думай о нашем ребенке и не расстраивайся. Ничего ужасного не случилось. Антуанна жива, здорова, живёт в достатке. Муж любит её, у них будет ещё много детей. Я дам Олафу больше, чем смогли бы они.

— Верховный Эрл прав, Ваше Величество, — вмешался старейшина, — негоже так расстраиваться, пока наследников носите.

Она достала свой вышитый, кружевной платочек и стала активно утирать им слёзы.

— Простите, я просто… Не могла спокойно смотреть на это.

«А я говорил тебе идти в спальню!» — пронеслась в моей голове так и не высказанная ей мысль.

— Бриян, — выдохнул я, посмотрев на тана Порпойзана. — Скажи, чтобы принесли пирожные с шоколадным кремом.

— Так точно, государь. — ответил он и пошел к двери, чтобы передать, стоящей за ней страже, дабы служанки принесли лакомство.

Я знаю, они точно поднимут настроение моей Анне Авроре. Она так любит их, что они с Отталией вечно воюют за них за столом с тех самых пор, как Эрлин забеременела. Надо ли уточнять, что никому, кроме них, эти пирожные не достаются? К счастью, на кухне были готовы к желаниям Анны Авроры в любое время суток. Прислуга незамедлительно принесла десерт в кабинет.

— Почему мы не можем забрать Олафа? — спросила моя жена, кусая пирожное.

— Потому что, Душа моя. — улыбнулся я. Кажется заинтригована не только она, но и остальные присутствующие, кроме старейшины, который и так знает ответ. — Ты вроде пол дня у зеркала для меня прихорашиваешься, а таких очевидных истин там не увидела.

— Вы к чему это, Ваше Величество? — она так мило надулась.

— К тому, что волосы твои роскошные темны, как ночь, да и мои не многим светлее будут. Как мы объясним пепельный оттенок Олафа?

— Так ведь кто-то же из Ваших родителей, да пошлют им Боги блаженство в загробном мире, был светлым. В кого-то же пошли все Ваши сестры такой внешностью.