Юля тоже никак не реагировала на всеобщее оживление, испытывая моральное истощение. Отвернувшись к окну, она прижалась лбом к прохладному стеклу и, удерживая Сашку на коленях, нервно покусывала губы.

Не было чувства, что возвращается домой. Не испытывала ни волнения, ни должной радости. Вернее, все эти чувства были, но только к одному человеку. Стоило набраться сил, утихомирить зашкаливающую в груди тахикардию и, в конце концов, улыбнуться, но… ни черта не получалось. Только и могла, что ловя в зеркале заднего вида хищный прищур, отвечать с неменьшей «пылкостью», радуясь, что из-за Саши её практически не видно.

Когда спустя сорок минут они въехали во двор, Юля всё же отмерла, заметив, что ворота уже были открыты.

— Глеб, ты что, забыл закрыть ворота? — вышла из автомобиля, осматривая дом на наличие вторжения. Рома тоже выбрался из салона и изумленно присвистнув, увидев, что входная дверь двухэтажного дома тоже слегка приоткрыта. Да и окна на втором этаже зияли распахнутыми глазницами, впуская в комнаты свежий ветерок.

Все оторопело замерли, не зная, что и думать. Вот тебе и отметили приезд, называется.

— Не хочу вас расстраивать, — произнес заторможено Рома, оглядываясь по сторонам, — но по ходу вас обчистили.

— Ой, мамочки, — воскликнула Люда, вцепившись ему в плечо мертвой хваткой. — Мальчики, не стойте, сделайте хоть что-то. А вдруг они ещё там!

— Да успокойтесь вы, — гоготнул Глеб, извлекая из багажника чемоданы. — Нет там никаких воров.

— Да? А кто же там? — пришла в себя Марина, наблюдая за поднимающимся на крыльцо отцом.

— Сейчас увидите, — подмигнул Глеб, давая понять, что всё окей.

Люда ринулась за мужем, движимая скорее любопытством, нежели страхом за его жизнь, и не прошло и нескольких секунд, как из прихожей послышались радостные возгласы:

— Мама!

— Софья Ивановна! Вот так сюрприз!

— А мы уже думали — воры. Испугались не то слово.

Марина с Сашкой тоже поспешили в дом, побросав вещи возле машины. Что и говорить, а с бабушкой они не виделись больше месяца. Успели соскучиться. Зато Юля так и осталась стоять возле Ауди, выжидающе крестив на груди руки.

— Зачем ты её позвал? — спросила слегка резковатым тоном, имея на это полное право. Она и так с матерью не ладила в последнее время, а после её Дня рождения и вовсе не созванивались. Софья Ивановна обижалась, обвиняя дочь в неблагодарности, а Юля не хотела лишний раз трепать себе нервы, заведомо зная, чего от неё добиваются. Да, родная мать и всё такое, но не чувствовала Юля от матери той поддержки и отдачи, после которой можно с радостью встретить родительницу с распростертыми объятиями. Не было сего.