— Сашунь, ты порисуй пока, — опустилась перед сыном на колени, поглаживая его волнистые волосы, — а я скоро вернусь, хорошо?

— А дядя Рома не сделает Марине больно?

— Нет, конечно, — рассмеялась нервно, подталкивая его вглубь комнаты. — Я сейчас спущусь и обязательно помирю их.

Саша рассеяно кивнул и без особого настроения поплелся к письменному столу, а Юля поспешила обратно. Её не было всего лишь две минуты, но ссора уже достигла апогея, наполнив гостиную громким криком и Юля, будучи в паническом ужасе от происходящего, встревожилась ещё больше.

Теперь кричали все: и Марина, отстаивающая свое право на личную жизнь, и Люда, устав участвовать в их ссорах, и даже испугавшаяся не на шутку Софья Ивановна. Один лишь Глеб спокойно сдерживал Рому, пытаясь утихомирить обозленного родственника.

— Ром, успокойся, — Глеб щелкнул перед его лицом пальцами, сосредотачивая на себе внимание. Не помогло.

— Отвали, — прохрипел Военбург, не желая мириться с непослушанием дочери. Он к ней со всей душой, а она… неблагодарная. И так мужики на работе всё чаще стали подкалывать, мол, его малая нашла себе "папика", видать не хватало в детстве отцовской любви, раз потянуло на старперов.

— А ну давай-ка выйдем на пару ласковых, — Глеб закинул Ромке на плечо руку, удерживая таким образом от буйства, а второй махнул в сторону перепуганного бабья, приказывая оставаться на своих местах.

— Не буду я с тобой выходить. Она моя дочь! Если я сказал, никакой свадьбы, значит, никакой свадьбы. Что не ясно?

— Хорошо! — продолжил оттеснять его к выходу Глеб, метнув на застывшую в проходе Юлю предупреждающий взгляд. — Как скажешь, так и будет.

Когда их фигуры скрылись за входной дверью, Юля вошла в гостиную и натолкнулась на горящий лютой ненавистью взгляд племянницы.

— Мне хоть кто-то объяснит, что тут происходит? — подала голос Софья Ивановна, продолжая восседать во главе стола. — Марин, какая к черту свадьба? Ты в своем уме?

— Да пошли вы все! — взорвала девушка, швырнув об стену пустой бокал. Люда громко вскрикнула, уставившись на разлетевшиеся по полу осколки.

— Мариночка, внученька, — прошептала испуганно Софья Ивановна, схватившись за сердце, — ты чего?

— Видеть вас всех не могу, — продолжила громить стол Марина, проживая нервный срыв. — Достали. Все достали. А тебя… — подлетела к оцепеневшей Юле, задыхаясь от бешенства, — я ненавижу больше всех. Это ты во всем виновата! — выплюнула ей в лицо обвинения, и грубо толкнув, вылетела вслед за отцом.

Потирая ушибленное плечо, Юля убито проследила за ней до самой двери, а потом повернулась к сестре, не зная, что и сказать на прозвучавшее только что обвинение.