***

Ксюша не находила себе места, что она только не делала: постучала себе по " дурной голове", прикусила " язык без костей" и вообще — успела обвинить себя во всех смертных грехах. Дважды переодевалась в пижаму и обратно, все же порываясь дождаться Макара на балконе. На нервах стала пальцами перебирать венок и сломала две веточки, похожие на мимозу. Расплакалась — от бессилия и внутренней обиды на себя. Слезы текли просто ручьем, падая на стол и заливая солью виноградные стебельки.

Найти виноватых? Это в нашей традиции. Но кого?

Подумалось, что " если бы не ребенок, Макар вел себя иначе, не было бы столько проблем. А может виноват только Тимур? Какого черта он на "майских" повел себя так безрассудно. Или я сама, надо было делать все- таки аборт… Время шло и оно отсеивало с каждой минутой все лишнее- осталось лишь только желание увидеть Макара и сообщить, что никого в жизни она не видит рядом, кроме него.

Сердце остановилось и замерло, едва услышала шаги по крутой каменной лестнице. Тут же наспех утерла слезы салфеткой и посмотрела наверх. Макар действительно пришел.

— А вот и я, — улыбнулся вымученно и очень грустно. Будто на губах повисло чувство вины, не позволяя уголкам беззаботно подниматься вверх.

— Я ждала, — напротив, улыбнулась широко и искренне, будто ребенок, увидевший что — то незабываемое, яркое.

— Поговорим?

Кивнула, моментально насторожившись. Серые глаза искоса обвели напряжённый профиль Макара.

— Только переоденься, мне кажется с моря очень дует, — присел на диван, немного поодаль. Волновался так сильно, как в первый раз, на операции. Провел рукой по карману и положил руку на стол. Пальцы сами по себе начали перебирать жгутики виноградного веночка.

— Ой, прости, — поднял вверх сломленный стебелёк душистой травы. — Нечаянно.

— Да я тоже..- потянула пальцами из пепельницы два согнутых соцветия. — Нечаянно.

— Оба хороши, — хмыкнул и замолчал, сомкнув губы в плотную линию. — Все поломали..

— Да уж..- также поджала губы, бессознательно отзеркалив Макара.

Молчание повисло в воздухе такими крупными и весомыми каплями, что казалось, еще минута и оно рухнет на голову. На контрасте с влажным, прохладным морским воздухом, внутри Макара кипел нешуточный огонь.

— Ксюш, я говорю, оденься, — одним лишь взглядом выразил всю строгость обращения.

— Ладно, тебе принести толстовку? — обернулась.

— Нет, мне жарко. — искренне ответил, постукивая зажигалкой по столу.

Пока она переодевалась, Макар пролистал телефонный календарь, прикинул в голове суммы и вспомнил о матери. Этот штрих оказался совершенно не к месту, и смазал всю чистоту принятого решения. Но времени на раздумья не оставалось, его и так, по сути, было очень мало.