Меня в тот же миг грубо схватили и потащили на второй этаж. Все попытки вырваться, хоть как-то укусить, засадить коленкой в пах оказалась безрезультатными, особенно когда Олег позвал на помощь одного из своих громил. Тот в считанные секунды заломил мне руки и, перекинув пручающееся тело через плечо, легко взбежал по лестнице.

Оказавшись брошенной на огромную кровать, пружинисто вскочила на ноги, приготовившись защищаться. Вошедшего следом Олега лишь позабавила моя реакция. Черт, и под рукой ничего нет. Но против всех ожиданий он остался стоять в дверях, злобно зыркая на меня исподлобья.

— Советую пересмотреть свое поведение, — сказал с ухмылкой. — Мне бы не хотелось портить твою красоту. Но если ты хотя бы ещё раз взбрыкнешь или попытаешься сбежать, проявив непослушание — мне без разницы, как я буду трахать тебя: сам или в присутствии своих людей. Я ясно выражаюсь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍У меня на затылке зашевелились волосы. Мразь. И он ещё надеется на мое согласие?

— Я не слышу?!

— Ясно, — прошептала, обхватив руками коленки.

— Вот и славно. Кстати, телефон отдай!

Пришлось отдать. На моих глазах была изъята симка, а сам смартфон беспощадно выброшен в окно. После этого Турский оставил меня в покое, пообещав наведаться позже. Когда его шаги стихли, я бросилась к окну и сдавленно застонала: кругом, куда не глянь, возвышались строительные краны. Напротив красовались ещё три высотки. Одна — полностью завершенная, остальные — в процессе. Я знала этот район. Вполне себе оживленное место. Днем. И то, мои вопли вряд ли бы кто-то услышал среди всеобщего шума. Я уже молчу про двадцать пятый этаж и полное отсутствие соседей.

Вернулась к кровати и как подкошенная рухнула на жесткий матрас. Накатила разрушающая апатия. Почему разрушающая? Потому что лишила сил на противостояние. Вернись сейчас Турский и воплоти в реальность произнесенную угрозу — даже не противилась бы. Когда подключенный к аппаратуре человек умирает, на мониторе появляется сплошная ровная линия. У меня так же. Виски пульсировали адской болью, однако в голове — вот такая прямая с одним единственным именем «Лёшка».

***

Организм требовал отдыха, но я так и не уснула. Высоко в небе светило солнце, намекая на обеденную пору, а моя апатия сменилась решительным настроем выстоять и не позволить Турскому осуществить задуманное. Я не та, кто забьется в угол и будет шарахаться от собственной тени. Хочет, пускай зовет своих шавок, вяжет меня, насилует, но я никогда не буду с ним добровольно.