– Ты сама себя опозорила, Лилит, – прогремел он, строго на нее посмотрев. – Скажи, где серьги?

– К-какие серьги? – поначалу не поняла она.

– Не придуривайся, – снова начал злиться он. – Те, с сапфирами.

– А-а… Это она тебе про серьги сказала, да? Я их только примерила, положила обратно.

Левон шумно вздохнул в тщетной попытке успокоиться, продолжил строгий допрос:

– Какого рожна приперлась ко мне в номер в таком виде, а? Зачем?

– Я же писала тебе сегодня, – забубнила она, тут же сменив голос на жалобный. – Несколько раз писала, думала, ты понимаешь зачем…

«М-да, не вовремя я разбил телефон», – хмыкнул он про себя.

И ведь хотел сразу купить новый, но по дороге не попалось нужного магазина, а тратить время на поиски не стал, ведь спешил к дочке. Подумал, позже разберется с этим вопросом, но этого «позже» пока так и не случилось.

– Я не получал твоих сообщений и понятия не имел, что ты меня тут ждешь, пока мне Кира не рассказала, – развел он руками.

– Кира… Кира… – обиженно засопела она. – Почему ты выбрал ее, а не меня? Чем я хуже? Посмотри на меня!

С этими словами паршивка немного распахнула покрывало, в которое куталась.

– Неужели не нравлюсь?

– Немедленно запахнись, – скомандовал Левон. – Ну не люблю я тебя, что тут непонятного? Поэтому и разорвал помолвку.

– Мама привела жениха – не полюбил, папа привел жениха – тоже не полюбил. И ты не любишь. Почему? Что со мной не так? – спросила она с надрывом.

В этих ее словах Левон очень четко расслышал ноты отчаяния.

И действительно, чтобы решиться прилететь в другой город, забраться в номер чужого мужчины, будучи девственницей, это надо сильно отчаяться. Он смотрел на то, как глаза Лилит наполнялись слезами, как соленые капли бежали по щекам, и ему невольно стало жаль глупую девчонку.

– Папа привел, мама привела… – вздохнул он, прищурившись. – Пошла бы и сама кого-то нашла, кого-то, кто тебя полюбит, и кого ты полюбишь, чтобы была взаимная симпатия. Ну? Не так-то это и сложно…

– Будто ты не знаешь, что отец кого-то с улицы никогда не одобрит, – простонала она с обидой. – А я замуж хочу.

– Тебе двадцать пять, пора жить своим умом, – прогудел Левон. – Не надоело во всем слушать родителей?