Я открыла свое сердце, рассказав о том, что Тео никогда не знал любви ни одного из наших родителей. О том, как Джордан откупался от роли родителя, всегда выбирая кратчайший путь. Как всегда отправлял Теодора в какое-то учреждение и прыгал из города в город по праздникам, чтобы нам не приходилось навещать Тео.
Я не знала, что внушало больший ужас: пересказывать события тех лет, в течение которых Тео был лишен заботы, и проговаривать это вслух, понимая, как отвратительно это звучало. Или видеть их лица, когда я открылась им. Соня, похоже, была готова расплакаться, и даже Бэйн в какой-то момент убавил громкость музыки и уставился на меня так, будто его мир стал немного мрачнее.
Когда я закончила, Соня прокашлялась, опустив взгляд себе на бедра.
– Роман, выйди, пожалуйста, из комнаты.
Если Бэйн и был шокирован, то не подал вида и, прихватив пиво, направился к двери.
– Я буду на крыльце. Накурюсь до потери сознания после этой удручающей истории.
Как только за ним закрылась дверь, Соня встретилась со мной взглядом.
– Трент не предлагал тебе помощь?
– Я…
Я похлопала себя по губам, на миг задумавшись. Что она знала? И о чем я хотела ей поведать? Плевать. Речь шла не о моем романе со взрослым мужчиной. Вопрос касался Тео.
– Какое-то время между нами кое-что было, и он помогал мне оплачивать нахождение Тео в интернате, но не более того. И сомневаюсь, что он теперь захочет мне помогать. Мы… больше не поддерживаем связь.
Соня сняла ногу с ноги, сделала еще один глоток водки и прижала стакан к щеке. Ее глаза остекленели, и на миг у них был такой же взгляд, как и в тот момент, когда Трент вошел в нее.
– Почему? – тихо спросила она.
Я моргнула.
– Что почему?
– Почему ты положила конец вашей связи?
– Почему вы полагаете, что я положила ей конец?
Мне хотелось вскочить и сделать что-то, но потребность выяснить, знала ли она то, о чем мне не было известно, разгоралась и полыхала во мне пламенем.
Соня поставила стакан на стол и посмотрела на меня с печальной улыбкой.