Мурекс пальма-роза. Я положила одну в карман. Пошла дальше.
Береговая улитка. Господи, как?
С причала я побрела на набережную, страстно желая узнать, что все это значило.
Львиная лапа.
Морской полосатый тюльпан.
Туррид.
Остроконечная венерка. Я так далеко ушла от пристани, что мне пришлось оглядеться, чтобы понять, где я остановилась. Все ракушки были собраны, а я, запыхавшись, с растрепанными волосами стояла посреди набережной в огромной рубашке, которую одолжила у Бэйна. Я огляделась вокруг. Все магазины были закрыты. Что это значило? Что здесь, черт возьми, происходит?
И куда она указывала? Я проследила, куда был направлен острый конец ракушки. В переулок. Я помнила этот переулок. В нем осталось одно из самых сладких, тяжелых, поворотных для моего сердца воспоминаний.
Именно там Трент впервые прижал меня к стене, угрожая, дразня, поймав меня на вранье.
На трясущихся ногах я перешла дорогу. Все мое тело гудело в ритме незнакомой мне песни. Я чувствовала себя настолько живой, что хотелось кричать. Меня переполняло опасное чувство надежды. Оно грозило разорвать меня в клочья, если я окажусь неправа. Я с готовностью шла навстречу сизому рассвету, зная, что он мог дать мне весь свет, который был мне так нужен.
– Трент? – Его имя прозвучало, как загаданное желание.
О чем я думала, надеясь его там увидеть?
Но я ничего не услышала. Шагнула дальше, прижалась спиной к той самой стене, встав в том же месте, где мы встретились впервые, и с глубоким вдохом закрыла глаза.
– Прошу, – сказала я.
– О чем просишь? – раздался его голос из ниоткуда.
Я не открыла глаза. Быть может, это было мое воображение. Может, я сошла с ума. И, возможно, мне уже было все равно. Я не могла отважиться открыть глаза и не увидеть его, поэтому держала их закрытыми.
– Прошу, прости меня.