– Газета?

– Ну, ты же газеты разносишь, а не к моей дочери заявляешься с пустыми руками.

Спешно бегая глазами по окрестности, он явно умоляет какое-то невидимое существо появиться. Наконец, его взгляд останавливается за моей спиной. Кажется, парень готов заплакать от радости. Я слышу, как через несколько ступенек перепрыгнула пара ног, конечно, принадлежащие Хейли.

Спустя секунду, её руки обвивают шею, и я склоняюсь на бок из-за веса дочери, который она перекинула на меня, подняв ноги в воздух. Беглый поцелуй остаётся на щеке, а следом её каштановые волосы появляются перед глазами, как и блестящие зелёные глаза.

– Ты опять пугаешь моих друзей?

– Даю понять, что вы друзья, а не друзья.

– И что это значит? – хихикает она, прекрасно понимая мою интонацию.

– Друзья без привилегий.

– Ты такой старомодный.

– Ты такая наказанная под домашний арест на всю жизнь.

Хейли вновь касается губами моей щеки и оставляет десятки быстрых поцелуев, попутно раздражая дурацким звуком.

– Я тоже тебя люблю.

С этими словами, её руки разжимаются, и она спешит присоединиться к другу, на котором оставляю недвусмысленный взгляд. Он не идиот, всё понимает, судя по тому, как скукоживается. Задница горит сказать, что при таком раскладе ему ничего не светит. Хреново пугаться любого шороха.

– В девять дома, – говорю им вслед.

– В десять, пап, – не глядя, бросает моя дочь, направляясь к тротуару.

– В девять тридцать.

– В десять, – повторяет она.

– Чертовка, – бурчу себе под нос. – Переплюнула меня.

Закрываю дверь и поворачиваюсь, видя, что Ребекка едва сдерживает смех.