— Нет.

— Если вы ждёте своего обычного свидания за ланчем, то должны знать, что я никогда бы не заставила вас ждать, — она одарила его, как ей казалось, страстной улыбкой. — За что угодно.

Господи, он почти велел ей трахнуть дверную ручку в ту ночь, когда чуть не поцеловал Хэвенли перед больницей. И все же женщина не сдавалась.

— Ты ясно выразилась. Дело в том, что я тоже так думал. Меня это не интересует.

Она разочарованно фыркнула:

— Зачем ты тратишь свое время и силы на девушку, когда у тебя может быть настоящая женщина?

— Кого ты имеешь в виду? Надеюсь, ты не имеешь в виду… себя, — он рассмеялся.

— Ты говоришь это только потому, что не знаешь, что теряешь. Когда закончишь нянчиться, позвони мне. Ты не пожалеешь.

Да, так и будет. Он уже жалел, что потратил на нее последние две минуты.

Кэтрин послала ему воздушный поцелуй, прежде чем отвернулась и неторопливо направилась в кафетерий. Он чувствовал, что ему нужно принять второй душ.

Его внимание снова привлек звук открывающихся дверей лифта. Он обернулся и увидел, что Хэвенли вышла. Склонив голову, она шмыгнула носом, затем подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Глаза у нее были красные, нос такого же оттенка. Ее щеки были влажными.

Она плакала. Какого черта?

Оттолкнувшись от стены, он сократил расстояние между ними и обнял ее за плечи. Господи, она вся дрожала. Она моргнула, глядя на него большими, полными слез глазами. Он не знал, что случилось или кто причинил ей боль, но, очевидно, кто-то должен умереть.

— Расскажи. Что случилось?

Хэвенли оглядела кафетерий, склонила голову и прижалась к нему, словно нуждаясь в его поддержке.

— Не здесь.

Он тут же обнял ее за талию и повел за угол, в маленькую нишу рядом с постом уборщика. Он загнал ее в угол, а сам встал впереди, не давая ни прохожим, ни любопытным сучкам увидеть ее.

— Мы теперь одни. Поговори со мной.

Она посмотрела на него, готовая пролить новые слезы:

— Не знаю, смогу ли я остаться здесь. Они ненавидят меня, и это самое худшее, что они сделали до сих пор. Это просто… ужасно.