— Отец все же решил выставить Странника на продажу, — задумчиво и немного печально заявил Хинрик, когда ребята возвращались к деревне от заброшенной часовни.

— Туда ему и дорога, — поддержал разговор Петер, — это не конь, а наказание.

— Петер! — вмешалась Энн. — Это просто ты трусишка. У Странника в глазах целая вселенная. Он умный и с характером, потому с ним и непросто.

Петер надулся, негодуя, что в очередной раз его прозвали трусом и, подняв воротник толстовки, отвернулся.

— Я никогда не встречал существа более преданного, чем Странник. Отец несправедлив! — заступился и Хинрик за любимого скакуна.

— Мне тоже его будет не хватать, — Энн подошла чуть ближе к брату и бережно взяла за руку, — ты же знаешь.

И Хинрик действительно знал. Никто кроме него и Энн больше не любил Странника такой чистой и безграничной любовью.

— Выставка через неделю. Энн, как переубедить отца?

— Мы что-нибудь придумаем!

Говорят, что общее горе сближает. Наверно, именно это уберегло Энн и Петера от гнева отца. Хинрик, ощутив на себе поддержку сестры, не стал жаловаться Ларусу, хотя  сегодня ребята и нарушили главное правило их семьи: не подходить к обрыву ближе, чем на полмили.

Вечерело. Арна суетилась на кухне, Ларус вместе с Петером пытались научить Оскара читать, а Энн сидела у окна и всматривалась вдаль, в сторону конюшен, где Хинрик слонялся возле пустого загона и злостно пинал воздух под ногами.

— Пап, — позвала Энн, — Хинрик сказал, что Странник с нами последнюю неделю. Это так?

— Да, Энни, я решил продать его, — весьма равнодушно ответил отец, не отрываясь от планшета с прыгающими буквами.

— Но это же Странник, пап. Как мы без него?

— Всего лишь строптивый и упрямый конь. Исландских скакунов ценят за покорность и преданность, а этот?  Я устал, Энн, с ним бороться. Он слишком своевольный!

Таких не любят. Такие никому не нужны.  Такой была и сама Энн. Наверно, поэтому отец всегда относился к ней более сдержанно и местами холодно, нежели к покорным  и смиренным сыновьям.

— И кто же его купит? Мне кажется, молва о его несносном характере шагает на мили вперед его самого. Разве нет?

— Энн, это пока только выставка. Но знаешь, Кристоф обещал покупателей с материка.

— Папа, — раздался тонкий голос пятилетнего Оскара, — а правда, что киты вернулись?

Петер и Энн тут же напряглись: кто-то проболтался!