«По тебе заметно. Хочешь сказать, что никому об этом не рассказывала?»

«До тебя – никому».

«Уверен, что это твой отрепетированный разговор, и что ты никому об этом не рассказывала, ты тоже говоришь каждый раз».

«Нет. Я люблю задавать странные вопросы, но смотрю на ответы. Мне понравилось, что ты написал правду, поэтому и я написала правду. Продолжим?»

«Может, все-таки увидимся? Намного проще задавать вопросы лично».

«Зато отвечать сложнее. На мои, по крайней мере».

«Я вижу, ты любишь играть в игры».

«Ты даже не представляешь насколько», – плотоядно написала Инга, на секунду словно вывалившись из образа Агаты и перехватив управление телефоном.

«Ну ладно. Спрашивай».

Они переписывались до поздней ночи. Из тиндеровского мессенджера быстро перешли в телеграм, который Инга, надеясь на такое развитие событий, заранее создала. Она бомбардировала Илью самыми разными вопросами: твоя любимая группа? лучший подарок, который ты получал на день рождения? твой первый секс? в каком городе ты хотел бы жить? поступок, которого ты больше всего стыдишься? Она старалась чередовать по-настоящему интимные вопросы с более традиционными, чтобы не спугнуть Илью, и задавала первые всегда неожиданно, когда ей казалось, что пора подпустить жару. Какое порно тебе нравится? Ты бы хотел заняться сексом в публичном месте? Что бы ты сказал, если бы я тебя связала?

Илья поначалу отвечал уклончиво, а то и откровенно врал – кое-что о нем Инга все же знала; но чем глубже становилась ночь, тем он делался откровеннее. Это ночное свойство Ингу неизменно поражало. Темнота за окном и окружающая тишина как будто пьянили сами по себе, так что наутро иногда бывало стыдно, хоть ты и не пил ни капли. Она и на себе ощущала этот эффект: вопросы ее становились все смелее, при этом она все меньше переживала, что Илья взбрыкнет и закончит разговор.

Он, разумеется, спрашивал что-то в ответ, иногда даже перехватывал инициативу и пускал беседу по другому руслу. Инга милостиво позволяла ему это делать, чтобы укрепить доверие, но обычно держалась строго, повелительно и слегка надменно. Ей давалось это без труда. У нее в голове жил образ несуществующей девушки, основанный исключительно на звучном имени и чужих фотографиях, а точнее, на ее впечатлении от них. Инга уже не слишком хорошо помнила, как выглядит неведомая португалка Виктория. Память рисовала черные волосы, густо накрашенные глаза, но главное – ощущение несомненного превосходства, темного владычества, которое от нее исходило. Воплотить это в реальной жизни Инга никогда бы не смогла. Она до сих пор с содроганием вспоминала мольбы Ильи быть с ним пожестче. Тогда это тяготило ее, жало, как неудобные туфли, и она мечтала только доковылять и сбросить их поскорее. Пару раз ей все же удавалось поймать удовольствие от процесса, но длилось это недолго – ровно до тех пор, пока Инга не вспоминала, кто она на самом деле, что любит, к чему привыкла, и тогда все происходящее опять представлялось ей отвратительным, а она сама – несчастной жертвой обстоятельств.