Кингсли: Добавь «пожалуйста», и я подумаю.

У меня начинает идти пена изо рта, когда я смотрю на его слова. Я собираюсь назвать его тысячей имен, но я пьяна — или уже приближаюсь к этому — и окружена ореолом одиночества, который должен исчезнуть.

Но я определенно не собираюсь умолять.

Поэтому я распахиваю халат и вздрагиваю от порыва воздуха, от которого твердеют мои обнаженные соски. Я дергаю один из них и делаю безликую фотографию, на которой видно только, как я прикусываю губу, дергаю за розовый сосок и намек на мои кружевные трусики.

Мой палец дрожит, когда я нажимаю «Отправить», а затем печатаю.

Аспен: Твоя потеря.

Я никогда не делала этого раньше, потому что никому не доверяла, чтобы это не было использовано против меня в будущем. Я также никогда не чувствовала желания показывать эту часть себя кому-либо.

Страшная мысль проносится в моем мозгу. Значит ли это, что я доверяю Кингсли?

Прежде чем я успеваю найти ответ на этот вопрос, раздается звонок в дверь.

Я вскакиваю, отвлекаясь от сообщения, которое Кингсли прочитал, но не ответил.

Черт бы его побрал. Если он не повелся на это, тогда мне действительно придется умолять. Может, стоит попросить одного из охранников, которых мне предоставил Матео, отвезти меня к Кингсли, чтобы я могла дать ему по голове.

Завязав халат, я вздыхаю, борясь с горьким вкусом унижения, и практически волоча ноги, открываю дверь. Скорее всего, у двери стоит охранник. Они обычно приносят мне мои пакеты после того, как проверят их.

Однако, когда я распахиваю дверь, на пороге появляется не охранник с торжественным лицом.

Это сам Кингсли, одетый в черный костюм — единственный цвет, который он носит, и с выражением лица темного властелина преступного мира.

Мое сердце трепещет со свирепостью птицы, вырвавшейся из клетки.