Мы остаемся в таком положении долгое время, пока его дыхание не становится более контролируемым, и он отстраняется.

— Прости.

— За что?

— За то, что недостаточно хорошо искал.

— Ты меня тоже. — я всхлипываю, борясь со слезами, которые собрались в моих глазах. — Теперь нам просто нужно доказать, что она нарушила брачный контракт.

— Я записал ее только что.

Я отступаю назад и смотрю на него.

— Записал?

— Я всегда записываю ее на тот случай, если смогу использовать ее слова против нее.

Я делаю вдох, отказываясь думать о том, чего нам стоила эта женщина. Годы разлуки. Десятилетия отсутствия моей дочери. Время, когда я могла быть и с Гвен, и с Кингсли. Я должна была быть со своей малышкой все это время, и невозможно оправдать время, которое я с ней упустила.

Но, возможно, ни Кингсли, ни я тогда не были готовы друг к другу. Возможно, нам необходимо было время, чтобы достичь этой версии себя. Версии, которая немного сломана, немного темна, но все равно подходит друг другу.

Версии, в которой мы являемся мирами друг друга. Или, по крайней мере, он мой. Я не уверена, где я нахожусь в его уравнении.

Я знаю, что я ему небезразлична, правда, но Кингсли закрытый человек в плане чувств. И мысль о том, чтобы быть эмоционально уязвимой перед ним и быть отвергнутой, пугает меня до смерти.

— Давай пообедаем вместе, — говорит он.

— Гвен тебя опередила.

— Мы можем поесть втроем.

— Нет, я обещала после обеда пройтись с ней по магазинам, а потом мы вместе приготовим ужин. Вы с Нейтом можете встретиться с нами тогда. Можешь пообещать, что не будешь бить или убивать кого-нибудь в это время?

Он хмыкает, явно вспоминая о запрете.

— И что я получу взамен?

Я поднимаюсь на цыпочки и прижимаюсь губами к его губам.