— Он вывел людей, показывая на часы, потому что, очевидно, собрание длилось дольше, чем следовало.

— Неважно. — я откидываю волосы. — Мы проведем голосование по этому поводу на следующем заседании совета директоров, и я выиграю, придурок.

— Не обижайся, когда проиграешь, дорогая.

— Пошел ты.

Его рука дергается ко мне, прежде чем я успеваю подумать о побеге, и обхватывает мою талию. Он легко поднимает меня и усаживает на конференц-стол, затем проникает между моих ног, раздвигая их как можно шире.

— Не искушай меня.

Возбуждение проносится сквозь меня и оседает между бедер. Не знаю, потому ли это, что мы наконец-то вместе, или потому что мы упустили столько лет, но мы всегда отчаянно нуждаемся друг в друге.

Иногда даже в тот момент, когда перестаем прикасаться друг к другу.

Это лучший вид зависимости, который у меня когда-либо был. Лучше, чем алкоголь, лучше, чем успех.

Он мой любимый наркотик.

Я честно не знаю, как, черт возьми, я выжила во время «незаконного запрета», о котором Кингсли не хочет, чтобы ему когда-либо напоминали.

Он сказал, что будет рассказывать истории об этом своему Мрачному Жнецу.

Не помогает и то, что в фирме мы до сих пор вцепляемся друг другу в глотки. Мы определенно не влюбленная парочка и не приукрашиваем дерьмо друг для друга.

Одно могу сказать точно: мы прикрываем друг друга и явно хотим друг друга до безумия.

Ницше сказал, в любви всегда есть немного безумия. Но и в безумии всегда есть немного разума.

И этот безумный человек моя причина и мое безумие.

Последние несколько месяцев были ближе к мечте, чем к реальности. Не только мой отец, наконец, ушел из жизни, но и Гвен называет меня «мамой» и приняла меня как свою мать.

Мы с Кэлли близки как никогда. На днях мы отпраздновали ее долгожданную беременность, выпив много сока и ни капли алкоголя, естественно.

Я чиста сто двадцать один день.

Я порвала с мафией, и знаю, что это произошло потому, что об этом позаботился Кингсли, а не из-за того, что Николо отпустил меня по доброте своего каменного сердца.