Мой рот обрушился на ее, впитывая ее сущность. Я проглотил ее слова, опьяненный ею. Она ахнула мне в рот, а затем растаяла в моих объятиях, ее губы двигались синхронно с моим поцелуем. Мы целовались в бешеном ритме. Наши губы создали целую гребаную мелодию. Она поглотила меня. Свирепо. До конца. В ответ я украл у нее каждый вздох. Как голодный вор, жаждущий чего-то, чего у меня никогда не было, но теперь это принадлежало мне, я украл ее сердцебиение, каждый удар.

Было трудно оторваться от блаженства ее прикосновений, ее поцелуев, ее проклятых идеальных губ, но я заставил себя отстраниться. Ее ногти впились в мою кожу в ответ. — Почему ты отстранился? Поцелуй меня еще раз, — потребовала Валери, ее грудь поднималась и опускалась с каждым вдохом.

— Со мной будет трудно жить, Валери. Я могу быть властным. Я, наверное, все испорчу. В большинстве случаев. Я могу быть ослом иногда…

— Думаю, что смогу справиться с тобой довольно хорошо, — сказала она, ее губы слегка изогнулись. Я усмехнулся при виде ее ухмылки. Вероятно, она научилась этому взгляду у меня.

— Жаль, что я не могу представить тебя своим родителям, — вдруг прошептала она.

Биение моего сердца сбилось, и мои пальцы сжались на ее бедрах. Мое тело похолодело при упоминании ее родителей, и весь воздух покинул мои легкие в дрожащем дыхании.

— Валери…о твоих родителях…

Она подняла руку и прижала пальцы к моим губам, заставляя меня замолчать. — Я знаю, что ты собираешься сказать, но не думаю, что когда-нибудь буду готова увидеть их снова, Виктор. Я свободна, я знаю это. Теперь я могу воссоединиться с ними. Но я не могу…

Ее слова прозвучали сдавленно, и она отказалась встретиться со мной взглядом, ее глаза упали туда, где моя шея встречалась с плечами. — Прошло столько лет, и я не знаю, как относиться ко всему…к ним. Они должны были защищать меня. Они должны были спасти меня, но теперь мне кажется, что они каким-то образом бросили меня. Иногда мне кажется, что, может быть…может быть, они забыли обо мне, они забыли, что я вообще существую. Прошло семь лет, Виктор. Если я сейчас вернусь, не нарушу ли я их жизнь? Может быть, они пошли дальше, может быть, им больше не больно…может быть, так будет лучше. Пусть лучше они живут своей жизнью, а я буду жить своей. Здесь. С тобой. С твоей семьей…

— Нашей семьей, — перебил я, мой тон был жестче, чем я намеревался. — Они такие же твои, как и мои.

Валери кивнула с грустной улыбкой. Ее рука опустилась на мою грудь, и ее пальцы ласкали татуировку там. — Я боюсь, — тихо призналась она.