Время остановилось, когда она поцеловала меня так, как никогда раньше.

— Ты не будешь добр к моему сердцу, Адам Коннор, — прошептала она против моих губ. — Ты уже делаешь больно.

Я провел рукой по ее волосам и, удерживая ее голову неподвижно, взял ее за губы. Она позволила мне. Она так сладко стонала, так уже была готова ко мне.

Знала ли она, что ее рука дрожит, когда она лежит на моей щеке? Что она влюблялась в меня, даже когда я целовал ее, как будто она уже была моей? Знала ли она, как сильно меня губит?

Я прикоснулся своими губами к ее губам более твердо. Я убрал руку из— под нее и взял ее прекрасное лицо в свои ладони. С каждым стоном, с каждым вздохом я брал от нее немного больше. Я взял все в себя и сказал себе, что это будет все. Что мои ночи и дни, и все, что между ними, будет наполнено этой женщиной. Что я не позволю ей уйти. Я был бы ее домом. Я бы подарил ей семью. Я был бы ее семьей. Ее сердцем.

В этой постели, ее губы на моих, ее руки держатся за мои запястья, я без слов пообещал ей, что возьму у нее все, что смогу, и взамен отдам ей весь мир.

Я был бы тем ветром, который она так любила ощущать на своей коже, ветром, который вызывал умиротворенную улыбку на ее губах. Я был бы ее любовью.

Тот, кто разрушил проклятие, в которое она так сильно верила.