– Я и не позволю. И еще – в моем отношении к нему дети должны видеть только хорошее.

– Давай встретимся, когда ты сюда вернешься. Скажешь, если я как-то могу помочь с переездом.

– Договорились.

– С тобой все будет хорошо, Чичи, я уверена. Я это поняла в тот день, когда увидела тебя на сцене с банкой драже в руках.

11 1957–1965

11

1957–1965

Teneramente[92]

Было воскресенье, сочельник, и над Нью-Йорком кружился снег. Ловко лавируя, Ли Боумэн протащила Тони и Чичи сквозь толпы пешеходов, провела их в двери театра Эда Салливана и доставила за кулисы как раз вовремя для репетиции перед прямым эфиром – праздничное шоу 1957 года должны были транслировать по национальному телевидению.

Оркестр Тони Армы вернулся домой после продолжительного турне по Западу, завершившегося месяцем выступлений в Лас-Вегасе. Чичи предвкушала, как они всей семьей проведут вместе праздники. Она собиралась поговорить с мужем по душам – об их совместном будущем, о ее собственных перспективах, о детях. Но, как обычно, шоу-бизнес был важнее всего, и Тони Арма не мог упустить такого шанса.

В душную студию то и дело врывались порывы ледяного ветра из подпертой табуретом служебной двери. В воздухе смешались сигаретный дым, аромат свежесваренного кофе и резкий запах бальзама от простуды. Артисты, которым предстояло этим вечером выступать в «Шоу Эда Салливана», ждали за кулисами, разогреваясь, поправляя сценические костюмы и нанося грим перед репетицией. Прогон шел в порядке, предусмотренном программой, – певцы, жонглеры, комики и музыканты. Все они соперничали за минуту с самим маэстро. Эд Салливан, режиссер этого действа, ловко управлял своим шоу, пропуская исполнителей одного за другим, будто железнодорожных пассажиров через турникет в час пик. Он был невозмутимым, энергичным и решительным машинистом за штурвалом этого экспресса.

Рабочие сцены выкатили рождественский реквизит – усыпанные синтетическим снегом искусственные елки. Сверху спустились разрисованные полярными пейзажами декорации. Осветители направили лучи золотистого, розового и белого света на исполнителей, а телекамеры заняли свои места перед началом репетиции.

Тони, Ли и Чичи пробирались между собравшимися за кулисами артистами. Рослые молодцы из «Гли-Клаба» Университета Нотр-Дам в черных визитках спокойно стояли у стены, источая мощные пары одеколона «Виталис» и повторяя свой вокализ. Неподалеку от них жонглеры-тарелочники из Национального цирка Австрии удерживали на длинных палках фарфоровые тарелки, их коллеги-гимнасты кувыркались по-дельфиньи, а другие жонглеры высоко подбрасывали кегли. Слегка раздвинув закулисный занавес, Тони завороженно наблюдал за репетирующим на сцене Бобби Дарином[93] с ансамблем – они, казалось, не замечали царившего вокруг переполоха.