— А то! — со знанием дела подтверждаю я.

Начинаю ходить по залу взад-вперед, укачивая сына, и он затихает практически сразу.

— Ты что, волшебник? — изумленно пялится на меня Алиса.

— В смысле?

— Обычно он не успокаивается так быстро.

— Он просто по мне соскучился и рад видеть. И я тоже по нему скучал. И по тебе. Очень.

— Я… — в замешательстве начинает она, но так ничего и не произносит.

Вижу, как щеки Алисы розовеют. Это ведь хороший знак? Или нет? С ней никогда нельзя быть уверенным наверняка.

— Мне нужно с тобой поговорить, — без обиняков начинаю я.

— Говори.

— Давай сначала уложим Никиту.

Через пятнадцать минут сын засыпает на моих руках, и я несу его в кроватку. Алиса берет радионяню, и мы возвращаемся в зал, тихонько прикрывая за собой дверь.

Алиса разворачивается ко мне, но не успевает ничего произнести: я ловлю ее ладонь своими и заговариваю первым:

— Прости меня, пожалуйста!

Она так теряется, что даже не отдергивает руку, как это обычно бывает.

— За что?

— За все. Алис, я только недавно понял, как мало говорил о том, что чувствую сейчас. Что чувствовал все то время, пока лежал в больнице. Вообще с тех пор, как узнал правду. И каково было тебе. Особенно о том, каково было тебе. Прости.

Она все-таки выдергивает руку, недоуменно хлопает ресницами и садится на диван.

— Я не понимаю… — мотает головой.

Ну да, в ее глазах это все наверняка выглядит странно. Столько молчал, а теперь готов обсуждать.